Филиппа Грегори - Другая Болейн Страница 3

Георг склонился в поклоне, но не двинулся с места, чтобы не отходить от трона.

— Как по-вашему, она изменилась? — спросила королева.

— Надеюсь, изменится еще больше, имея перед глазами такой образец, как вы.

— Очень мило, — благодарно улыбнулась королева и взмахом руки отправила его к нам.

— Здравствуйте, мисс Красотка, — обратился он к Анне. — Здравствуйте, миссис Красотка, — ко мне.

Анна взглянула на брата из-под темных бровей:

— Хотела бы я тебя обнять!

— Уйдем отсюда, как только будет возможно, — решил Георг. — Хорошо смотришься, Аннамария.

— У меня все превосходно. У тебя?

— Как нельзя лучше.

— Что собой представляет муж нашей маленькой Марии? — спросила она, с любопытством глядя на Уильяма, склонившегося к руке королевы.

— Правнук третьего графа Сомерсета, в большой милости у короля. — Георга интересовали только семейные связи и близость к трону. — Хорошая партия. Знаешь, Анна, тебя привезли домой, чтобы выдать замуж.

— Отец не сказал, за кого.

— Думаю, за Ормонда.

— Буду графиней! — победно улыбнулась Анна.

— Подумаешь, ирландской, — тут же возразила я.

Мой муж отошел от трона и с удивлением встретил дерзкий, настойчивый взгляд Анны. Генрих уселся позади королевы и оглядел комнату.

— К нам сегодня присоединилась сестра моей дорогой Марии Кэри, — заметила королева. — Анна Болейн.

— Сестра Георга? — осведомился король. Брат поклонился:

— Да, ваше величество.

Король повернулся к Анне, она нырнула в глубоком реверансе, потом подняла голову и вызывающе улыбнулась. Это не произвело на него впечатления. Король любил беззаботных, весело хохочущих женщин, ему не мог понравиться пристальный, дерзкий взгляд темных глаз.

— Счастливы, что сестра вернулась? — спросил он меня.

Я тоже присела в низком реверансе. Немного покраснела, но слова лились без труда.

— Конечно, ваше величество. Как же не мечтать об обществе такой сестры, как Анна!

Брови у него сошлись к переносице. Король явно предпочитал грубоватые мужские шутки женским колкостям. Перевел взгляд с меня на изображающую загадочность Анну, и тут наконец до него дошло. Расхохотавшись, прищелкнул пальцами и протянул мне руку:

— Не беспокойтесь, моя милая. Никто не затмит новобрачную в первые годы семейного счастья. К тому же мы оба, Кэри и я, предпочитаем светловолосых женщин.

Все присутствующие рассмеялись, среди них и темноволосая Анна, и когда-то золотоволосая, а теперь седеющая королева. Глупо не рассмеяться от всего сердца, если король изволил пошутить. Я тоже смеялась, только куда искреннее и веселей, чем они.

Музыканты взяли первый аккорд, и Генрих притянул меня к себе.

— Такая славная девочка, — сказал он одобрительно. — Кэри сказал, ему так понравилась молодая невеста, что он теперь знать никого не захочет, кроме двенадцатилетних девственниц.

Нелегко было продолжать улыбаться. Мы кружились в танце.

— Ему повезло, — благосклонно сказал король.

— Ему повезло снискать ваше расположение, — запинаясь, произнесла я — как не сказать комплимент королю!

— А еще больше повезло с вашим расположением. — Он громко захохотал и закружил меня в танце.

Я поймала быстрый одобрительный взгляд брата, но приятнее всего — прочесть зависть в глазах Анны, сам король Англии держит меня в объятиях.

В ожидании помолвки Анна легко вписалась в повседневную жизнь английского двора. Она все еще не виделась со своим будущим мужем; казалось, споры о приданом и владении имуществом будут длиться вечно. Даже влияние кардинала Уолси[7] — а у него был свой интерес в этом, как, впрочем, и во всяком другом, заваривающемся в Англии деле, — не могло ничего ускорить. Тем временем Анна флиртовала с изящностью истинной француженки, с показной любезностью прислуживала сестре короля, каждый день проводила несчетные часы в болтовне, верховой езде, играх со мной и Георгом. У нас были схожие вкусы, да и по возрасту мы были близки, хоть я в свои четырнадцать считалась еще ребенком, когда Анне было уже пятнадцать, а Георгу девятнадцать. Мы — ближайшие родственники, но все еще почти чужие друг другу. Мы с Анной оставались при французском дворе, пока Георг учился быть придворным в Англии. Теперь, воссоединившись, мы стали известны при дворе как тройка Болейн, вернее — очаровательная тройка Болейн. Частенько король, бывая во внутренних покоях, оглядывался вокруг и звал тройку Болейн или посылал кого-нибудь на другой конец дворца привести нас.

Наша главная задача — украшать собою многочисленные развлечения короля: рыцарские турниры, теннис, верховую езду, охоту с гончими, соколиную охоту, танцы. Он любит жить в постоянном возбуждении, наш долг обеспечить, чтобы он никогда не скучал. Иногда, очень редко, перед обедом или во время дождя, когда охотиться невозможно, он находил путь в покои королевы, тогда она откладывала шитье или книгу и отсылала нас.

Если я медлила, то успевала заметить ее улыбку, так она никогда не улыбалась никому, кроме короля, даже дочери, принцессе Марии. Однажды я вошла, не подозревая, что король там, и обнаружила, он словно любовник сидит у ног королевы, положив голову к ней на колени, а она гладит его золотисто-рыжеватые кудри, наматывает их на палец, и они блестят ярко, словно кольца, которые король когда-то дарил юной принцессе с такими же сияющими волосами, той, на ком женился вопреки всем советам.

Я вышла неслышно, пока меня не заметили. Они так редко бывают наедине, не хочется разрушать чары. Бросилась искать Анну. Плотно закутавшись в плащ, с букетом подснежников в руке, она гуляла вместе с Георгом по холодному саду.

— Король наедине с королевой, — выпалила я.

— В постели? — Анна удивленно подняла брови. Я покраснела:

— Конечно нет, сейчас два часа.

— Ты счастлива в браке, если думаешь, что в постели можно оказаться только ночью, — улыбнулась Анна.

Георг протянул мне руку.

— Она счастлива, — ответил он за меня. — Уильям говорил королю, что никогда не встречал девушки милее. Но чем они занимались, Мария?

— Просто сидели.

Мне совершенно не хотелось описывать Анне эту сцену.

— Так ей сына не получить, — отрезала Анна.

— Ш-ш-ш, — одновременно произнесли мы с Георгом. Мы придвинулись друг к другу, понизили голос.

— Она, наверно, потеряла надежду, — сказал Георг. — Сколько ей сейчас? Тридцать восемь? Тридцать девять?

— Всего лишь тридцать семь, — возмутилась я.

— У нее еще не прекратилось обыкновенное женское?