Анна Грейси - Его пленённая леди Страница 3

– Но это будет тот же самый устроенный брак.

– Полагаю, что так.

Итен задумчиво пожевал губы:

– Я просто дремучий ирландец, и всё, что я знаю об аристократах и среднем классе, ты можешь уместить на кончике иглы, но мне пришло в голову, что девушка, вышедшая замуж по расчету, станет смотреть на сторону на несколько лет раньше, чем вышедшая замуж по любви.

– Я не женюсь по любви. Это в любом случае – всё глупости.

Итен задумчиво посмотрел на него:

– О, да, я, кажется, слышал что–то такое. Её звали леди Андреа или леди Антея – не так ли?

– Я был тогда глупым мальчишкой, – резко ответил Гарри, – я покончил с любовной ерундой, теперь я разумный человек.

– Ага, конечно, разумный, – согласился Итен, – именно поэтому твои волосы промокли, а руки замёрзли.

Гарри раздражённо взглянул на него, но, прежде чем он смог ответить, Итен произнёс:

– Вот и развилка. Итак, до скорого свидания. Удачи тебе в Бате с твоей тётей и почтенными девицами из среднего класса. Я дам тебе знать, если вдруг натолкнусь на какое–нибудь подходящее для покупки имение.

Итен махнул рукой на прощание и послал лошадь лёгким галопом прочь.

* * *

Нелл Фреймор, сдвинув шляпу на затылок, наблюдала, как красивый незнакомый всадник присоединился к своему другу. Что за мужчина отдал свою шляпу и перчатки незнакомой женщине в грязной одежде, путешествующей в телеге?

Он понимал толк в лошадях, если судить по его коню, великолепному, гордо выступающему вороному – породистый, – и по тому, с какой легкой грацией мужчина держался в седле. Этому нельзя научиться, с этим нужно родиться. Когда–то её отец ездил также.

Нелл обратила внимание на него ещё до того, как мужчина подъехал достаточно близко, чтобы она могла рассмотреть его лицо. Сначала она увидела его лошадь. Она всегда непроизвольно замечала лошадей. Оба скакуна, принадлежащие незнакомцу и его товарищу, были исключительными экземплярами; один – сильный вороной с длинным изящным аллюром и второй – чалый, не красивый, но мощный. Обе лошади выглядели очень быстрыми.

Ей нужна одна из этих лошадей. Отчаянно. Они так легко преодолевали милю за милей. А для неё было настоящим мучением двигаться на этой тяжелой повозке со скоростью улитки. Что и говорить, с такой скоростью она могла бы идти пешком, хотя путешествовать в телеге легче, ведь она сильно устала, когда возчик предложил подвезти её. Она была благодарна ему, но ей так хотелось оказаться на резвом коне.

Нелл наблюдала за мужчинами, почти надеясь, что один из них исчезнет, а лошадь останется бродить одна, тогда она поймает её и уедет верхом. В последние дни она жила одними фантазиями, мечтая, чтобы её жизнь была другой. Она понимала, что это глупо, но иногда только мечты поддерживают надежду.

А она нуждалась в ней больше всего.

Когда всадники подъехали ближе, её внимание привлёк более высокий мужчина. Было в нём что–то особенное. Его друг разговаривал и смеялся, а он ехал молча, погружённый в свои собственные мысли, отстранённый.

Она не знала, что заставило её почувствовать его взгляд. Он находился ещё достаточно далеко, а она уже знала это. Ощущала.

Она старалась не замечать его, не смотреть в его сторону, не встречаться с ним глазами. Она чувствовала себя неловко с мужчинами в последнее время. Нелл посмотрела вверх, пытаясь обнаружить кусочек синего неба.

Даже маленький проблеск синевы стал бы обнадёживающим признаком, но и сегодня небо было таким же, как всю прошедшую неделю, – безжалостно серым и холодным.

Она намеревалась игнорировать его, а вернее их обоих, когда они проезжали мимо, как если бы их не было вовсе. Его друг проехал быстрой ровной рысью; подмигнул ей, весело поприветствовал возчика, и вот он уже далеко впереди.

Но незнакомец, привлёкший её внимание, замешкался, всё замедляя и замедляя ход лошади по мере приближения к ней, до тех пор, пока не приблизился настолько, что она почувствовала запах влажной шерсти его плаща. Она больше не могла притворяться, что его здесь нет.

Неохотно, почти против воли она посмотрела на него.

Его глаза были такими же серыми, как и небо, а пристальный взгляд опалил её огнем.

А затем он отдал ей свою шляпу.

И тогда она внимательно разглядела его. Твёрдое мужественное лицо, словно вырезанное искусным резчиком, прямой надменный нос, тонкие, прекрасно очерченные губы. Воплощение мужской красоты.

Это был один из тех моментов, когда время замедляется и тянется целую вечность, а заканчивается мгновенно.

Всё общение длилось около пяти минут. Он произнёс несколько слов, но она ничего не ответила. На этот раз её острый язычок подвёл её, и она сама не знала, почему. На развилке он ещё раз окинул её горящим взглядом и пустил свою лошадь галопом.

Она не понимала, что произошло между ними, кроме того, что он вручил ей шляпу и перчатки и произнёс нескольких скупых слов, но она никогда не забудет это лицо и эти холодные серые глаза.

Её онемевшие от холода пальцы слегка покалывало по мере того, как они отогревались. Перчатки оказались тёплыми – от меховой подкладки и от его горячих сильных рук. Они согрели её замёрзшие ладони.

Они согрели и её раненную душу. Доброта незнакомца была неожиданна и трогательна.

Нелл, цепляясь за борта трясущейся телеги, нетерпеливо наблюдала за медленно проплывающей мимо неё местностью, которая с каждой милей становилась всё более знакомой. Ей нужно попасть домой. Она должна действовать. Это неторопливое путешествие предоставило ей слишком много времени для горестных размышлений.

Она подняла глаза и посмотрела на верхушки деревьев, почти лишённых листьев, которые резко выделялись на сером небе. Зима пришла. Мир вокруг неё умирал.

Нет, нет, это не так. Ничего, никто не умирает. Умер только папа. Только папа. Она должна быть сильной. Она едет домой. С ней всё будет в порядке. Она соберёт деньги и вернётся в Лондон. И на этот раз она отыщет Тори …

Говорят, пока дышу, – надеюсь.

Листья, багровые и золотые, медленно падали вниз и ложились в грязь. И вопросы, на которые не было ответов, не давали ей покоя.

Почему, папа, почему? Почему ты не сказал мне, что намереваешься сделать? Почему ты делал вид, будто веришь мне, и действовал за моей спиной?

Недомолвки, ложь, тайны – всю её жизнь. А теперь, когда важнее жизни для неё была правда, стало уже поздно. Знание ушло с отцом в могилу, и остались только вопросы.

Почему, папа, почему?

Дождь превратился в лёгкую морось и капал с полей её шляпы, но лицо оставалось сухим, плакать она уже не могла.