Джейн Фэйзер - Колдунья Страница 3

— Что-что?

— Плод воображения, — весело продолжила она. — Дело в том, что когда мы приехали и никого здесь не застали, мы испугались, что так оно и есть. Но теперь выяснилось, что вы не плод фантазии. Значит, мисс Анстей может вновь отправиться в путь, поскольку она должна приступить к исполнению своих обязанностей через неделю, а от Манчестера до Лондона очень долгий путь.

Хьюго слушал это поспешное путаное объяснение и с некоторым отчаянием спрашивал себя о том, всегда ли она говорит так много и так быстро. Правда, ему тут же подумалось, что он мог бы бесконечно слушать этот божественный голос.

— Полно, Хлоя, ты же знаешь, что я не смогу уехать до тех пор, пока не удостоверюсь, что с сэром Хьюго все в порядке. Ах, Боже мой, да ни за что. Сестры Трент никогда не простили бы меня.

— А, ерунда, — уверенно заявила мисс Грэшем. — Вы же видите: вот он, собственной персоной. Так что можете уезжать с чистой совестью.

У Хьюго появилось ощущение, что через секунду она положит свои маленькие руки на плечи гувернантки и вытолкнет ее из дома. Было совершенно ясно, кто главенствовал в этой паре.

— А мне позволено будет поинтересоваться, почему вы должны остаться здесь? Это, несомненно, большая честь для меня, но все же как-то странно.

— Вы шутите, — сказала Хлоя, однако в ее голосе вновь появилась неуверенность. — Вы — мой опекун, и сестры Трент отправили меня к вам, когда решили, что я… — Она замялась, покусывая губу. — Вообще-то я не знаю, что именно они написали вам в письме, но уверена, что сплошную ложь.

— Ах, Хлоя, милочка, нельзя же так, — забеспокоилась мисс Анстей. — Это так неделикатно, дитя мое.

Хьюго провел рукой по волосам. Ему стало казаться, что он видит какой-то страшный сон.

— Черт побери, я понятия не имею, о чем вы говорите, — сказал он наконец. — Когда я слышал о вас последний раз, вам было три года.

— Но ведь адвокаты, должно быть, сообщили вам о завещании мамы: она назначила моим опекуном вас…

— Так Элизабет умерла? — резко прервал ее он, и сердце у него оборвалось.

Девушка кивнула.

— Три месяца назад. Мы виделись с ней редко — один-два раза в год, наверное, поэтому я не ощущаю утрату так сильно, как следовало бы.

Хьюго отвернулся. Его сердце сдавила щемящая тоска. Внезапно он понял, что всю жизнь он подсознательно надеялся на то, что Элизабет когда-нибудь вновь допустит его в свою жизнь. Он прошел к передней двери, ничего не видя вокруг, не замечая ярких красок этого солнечного дня, и попытался как-то привести в порядок свои мысли.

Неожиданное появление девушки в его доме, несомненно, было связано со странной запиской, которую он получил в прошлом году. Она была доставлена посыльным ему лично из дома вдовы в Шиптоне, что по другую сторону долины. Именно там Элизабет жила после смерти мужа. Записка была написана неразборчивыми каракулями. Элизабет ничего не сообщала ему о себе, а лишь напоминала, что она уверена: он выполнит свое давнее обещание всегда быть к ее услугам — в любой момент, любым образом, в любом месте, как только ей это понадобится. В ее послании не было ни дружеских слов, ни даже намека на то, что она дает ему наконец шанс увидеться с ней, чего он ждал все эти долгие годы. Напротив, у него сложилось впечатление, что ее вынудило что-то обратиться к нему и что даже еле различимая подпись внизу листа была поставлена ею как бы нехотя.

Поэтому записка вызвала тогда в нем яростную злость, и он разорвал ее с твердой решимостью забыть обо всем.

С тех пор как закончилась война и он покинул флот, они жили всего в семи милях друг от друга. Но она ни разу не попыталась связаться с ним, а его честь не позволяла ему пренебречь ее волей, несмотря на то, что прошло столько времени после гибели ее мужа. А потом… Лишь одна наспех написанная записка, требование… А теперь еще и это.

Он вновь повернулся лицом к холлу. Пес подошел к Хлое и сел у ее ног, с обожанием глядя на нее снизу вверх.

— Не удивлюсь, если письмо у вас в кабинет? — заметил Самюэль, изучая свои ногти. — Ну, среди тех, что вы не читали. Я же всегда говорил, что когда-нибудь в них окажется чего-нибудь важное.

Хьюго сердито взглянул на человека, который был для него и товарищем, и слугой с тех самых пор, как двадцатилетним парнем он отправился на флот. Как обычно, Самюэль был прав.

Головная боль, однако, стала просто нестерпимой, и он понял, что больше ни минуты не вынесет этой неразберихи.

— Немедленно уберите пса из дома, — скомандовал он, направляясь к лестнице. — И отнесите эту чертову кошку с ее выводком на конюшню, где ей и место… Накройте чем-нибудь попугая, — добавил он сердито, когда тот выдал еще один пример сомнительного словарного запаса.

— О, нет! — воскликнула Хлоя. — Данте живет в доме…

Хьюго осторожно повернулся к ней.

— Данте? — недоверчиво переспросил он. — Этого пса зовут Данте?

— Да, потому что он из ада. Я спасла его от смерти, когда он был еще щенком. Какие-то негодяи привязали его и разводили вокруг него костер. Я чуть было не назвала его Жанной д'Арк, — заметила она задумчиво, — пока не поняла, что он другого пола.

— Пожалуй, я больше не хочу ничего слышать, — заявил Хьюго. — Вернее, я точно знаю, что не хочу больше ничего слышать, — с нажимом выговорил он каждое слово. — Я еще не ложился сегодня, так что отправлюсь наверх, где я, может быть, помолюсь впервые с тех пор, как покинул детскую. Я очень надеюсь, что мои молитвы будут услышаны, и когда я проснусь… — он сделал широкий жест рукой, — все это окажется лишь жутким плодом искаженного воображения.

Едва он произнес эти слова, попугай разразился ужасной имитацией пьяной истерики.

— Сейчас же уберите отсюда этот зверинец! — как можно более решительно заявил напоследок сэр Хьюго и отправился в тишину своей спальни.

За его спиной раздавались жалобные всхлипывания мисс Анстей.

По ночам он страдал хронической бессонницей, а вот днем ему иногда удавалось вздремнуть. Десять лет ночных вахт в море превратили дневной отдых в прочную привычку, и он был рад этому, поскольку кошмары чаще преследовали его ночью и гораздо реже днем, когда он ненадолго забывался.

Хьюго небрежно сбросил одежду на пол, забрался в постель и с облегчением закрыл глаза. Как только не стало яркого света, стук в висках несколько поутих. Он даже думать не хотел об Элизабет и об этой девчонке, которая была так похожа на нее и в то же время была совсем другой… Это какая-то ошибка. Ее место в Шиптоне, в семье Грэшем.

Внезапно он представил себе жестокое лицо Джаспера Грэшема, и сон как рукой сняло. Джаспер был сыном Стивена. Он совершенно не годился на роль воспитателя молодой девушки. Может быть, именно этого пыталась избежать Элизабет? Но в каком бреду могла ей прийти в голову мысль, что убийца ее мужа может стать девочке хорошим опекуном? Он, отшельник, который искал забвение в пьянстве и распутстве.