Виктория Холт - Избранницы короля Страница 3

Сзади подошел муж Барбары, Роджер Палмер. В его взоре сквозила гордость, смешанная с некоторой настороженностью. Пожалуй, он с первого дня своей супружеской жизни смотрел на Барбару с гордостью и некоторой опаской.

Барбара окинула его презрительным взглядом. Никогда еще он не казался ей столь никчемным, как в эту минуту, — однако губы ее все же скривились в подобие улыбки. Как бы то ни было, она сама выбрала его себе в мужья и теперь не сомневалась, что у нее достанет силы и решимости претворить в жизнь все свои планы.

— На улице такая давка — не протолкнешься, — сообщил он.

Барбара не ответила. Она никогда не утруждала себя пустыми замечаниями.

— Король, верно, устал с дороги, — продолжал Роджер. — Еще бы, с утра до вечера улыбаться да раскланиваться!.. Это, должно быть, так утомительно.

Барбара опять ничего не сказала. «Улыбаться да раскланиваться! — ядовито подумала она. — Может, это и утомительно, но уж, во всяком случае, не скучно. Подумать только, все вышло именно так, как он задумал!.. Он в Лондоне»!

Все-таки она очень волновалась. В прошлый раз, когда они с ним виделись, он был еще королем без королевства — хотя и надеялся на скорое обретение такового. Теперь, когда он вступил в свои права, ее соперницами, вместо нескольких жалких дам при чужеземном дворе, станут все красавицы Англии. Да и сам он будет уже другим — все кругом начнут обхаживать его и льстить... И, возможно, он окажется уже не столь чувствителен к ее чарам, как король-изгнанник, с которым она успела вступить в мимолетную связь во время их с Роджером поездки в Голландию.

Это случилось несколько месяцев назад, когда Роджеру было поручено отвезти деньги королю, уже готовившему в то время свое восхождение на престол.

Карла с первого взгляда покорила вызывающая красота Барбары.

Барбара тоже была покорена — притом не только королевским званием Карла, но и бесспорным обаянием его личности. В те две или три памятные ночи в Голландии она выказала необыкновенную для себя мягкость и нежность. Она очень удачно обуздала свою ненасытную жажду власти и даже сумела подать ее под видом неожиданно вспыхнувшего в ней чувства к королю — однако король, этот высокий худощавый молодой человек, оказался отнюдь не глуп и, кажется, сведущ в хитростях подобного рода. И если он вел себя по отношению к дамам с подчеркнутой учтивостью, то это, по всей видимости, не означало, что уловка Барбары вполне удалась. Все-таки она немного побаивалась его циничной улыбки.

Накануне отъезда она сказала ему:

— Завтра я с мужем уезжаю в Англию.

— Мне тоже в скором времени предстоит вернуться в Лондон, — отвечал он. — Теперь мои верноподданные с таким же пылом требуют моего возвращения, с каким одиннадцать лет назад требовали головы моего отца. Да, скоро я тоже буду в Англии.

— Стало быть, Ваше величество... мы оба будем там.

— Да. Мы оба будем там.

Больше он ничего не сказал — и это было так на него похоже.

Словом, ее слегка тревожили перемены, которые она могла найти в короле, и все же, когда она поправила перед зеркальцем упавшую на бровь «фаворитку» и улыбнулась своему восхитительно оживленному отражению, — уверенность в успехе утвердилась в ней окончательно.

Следивший за нею Роджер, видимо, угадал ее мысли.

— Барбара, — сказал он. — Я знаю, что произошло в Голландии между королем и тобою.

Она рассмеялась.

— Надеюсь, сэр, вы не собираетесь играть передо мною роль оскорбленного мужа?

— Играть? — уныло откликнулся супруг. — Зачем мне ее играть? Если ты намерена и с другими обманывать меня, как с Честерфилдом...

— По-моему, крайне неосмотрительно с твоей стороны уподоблять короля, только что вернувшегося в страну, «другим» — это может быть истолковано кое-кем как государственная измена... Роджер, ты глупец! Неужели ты настолько богат или настолько знатен, что готов презреть блага, которые я могу для тебя снискать?

— Мне не нравится способ, каким ты собираешься снискать эти блага. По-твоему, я наивный дурак? Муж, который будет стоять в стороне и с улыбкой смотреть, как его жена предается распутству? По-твоему, я таков? Таков?!

— Да! — отрезала Барбара. — Да, ты таков.

— Я вижу, ты презираешь меня!.. Зачем же тогда ты вышла за меня замуж?

Барбара весело рассмеялась.

— Затем, что я, быть может, вижу достоинства там, где другие видят изъяны! Пожалуй, я вышла за тебя как раз потому, что ты... таков. А теперь, умоляю тебя, не разочаровывай меня! Не заставляй меня думать, что я жестоко ошиблась в выборе супруга, — и обещаю, что ты не прогадаешь от нашего с тобой союза.

— Барбара, подчас ты меня просто пугаешь!

— Ничего удивительного, ты всегда отличался изрядной пугливостью... Ну, что там? Что?.. — взволнованно вскрикнула она, когда одна из служанок появилась в дверях.

— Мадам, король желает вас видеть.

Барбара торжествующе рассмеялась. Значит, король не изменился! Он такой же, каким был во время ее короткого пребывания в Голландии: тогда он нашел ее неотразимой, и вот сейчас, едва успев переступить порог дворца, призывает ее к себе. Теперь ей нечего бояться!

Она кинула последний взгляд в зеркало и, удостоверившись в непобедимости собственной красоты, гордо прошествовала в королевские покои.

Барбара очень рано поняла, чего она хочет от жизни, а поняв, преисполнилась решимости получить желаемое любой ценой. Отца она не помнила, так как сей благородный джентльмен встретил свою смерть, когда ей не исполнилось еще двух лет; но пока она подрастала, мать часто рассказывала ей, как он погиб за короля во время Бристольской осады, и внушала, что Барбара, его единственная дочь, должна всегда помнить о знатности своего рода и вести себя так, чтобы ничем не запятнать славного имени Вильерсов.

Барбара росла прелестным, живым ребенком и рано привыкла слышать со всех сторон похвалы своей наружности. Рассказы о доблести отца произвели на нее неизгладимое впечатление, и она твердо решила, что, когда вырастет, она тоже проявит не меньший героизм и подвиги ее будут ошеломлять всех своим бесстрашием, а поступки — разумностью. Она готовилась стать легендарной предводительницей роялистов — своего рода Жанной д'Арк. Сама она была пламенной роялисткой, потому что таковым был ее отец. Кромвеля и Ферфакса она почитала чудовищами, короля Карла — святым. Ей было всего только четыре года, а лицо ее уже багровело от гнева при одном упоминании имени Кромвеля.

— Умеряй свои страсти, Барбара, — наставляла ее мать. — Не позволяй им одерживать над тобою верх.

Иногда у них подолгу гостили кузены Барбары — два весьма бойких юноши из другой ветви рода — Джордж и Фрэнсис Вильерсы. Они обожали дразнить Барбару и всякий раз приводили ее в такое бешенство, что она, забыв матушкины наставления, налетала на них разъяренной маленькой фурией — кусалась, царапалась и молотила кулачками изо всех сил, что, естественно, только раззадоривало обидчиков, и они продолжали дразнить ее с еще большим воодушевлением.