Мэдлин Хантер - Страстный защитник Страница 3

– Неужто вы в самом деле оправились от этой хвори? – недоверчиво переспросил Морван. За три летних месяца, если верить слухам, болезнь поразила едва ли не весь христианский мир, опустошая целые деревни. В больших городах вымирали кварталы, улицы. О выживших он не слышал ни разу. – Тогда, быть может, еще кто-то, кроме вас, ее победил?

– О, да. Есть еще несколько человек из окрестных деревень и кое-кто из города. Но их, говоря по правде, совсем немного.

– А святой отец? Асканио? Он тоже этим хворал?

– Нет. Болезнь к нему не пристает, хотя он постоянно собой рискует. Но таких, как он, тоже очень мало.

– Но как… как вам удалось остаться в живых?

Она слегка повернула голову и посмотрела на него в упор. Во взгляде ее не было ни женского лукавства, ни кокетства, ни малейших признаков заинтересованности. Синие глаза смотрели на него открыто, честно, прямо. Словом, это был поистине мужской взгляд.

– Не знаю. Право, на этот вопрос у меня нет ответа. Но иногда, в самые тяжелые дни, мне казалось, я догадывалась, почему именно пощажена: чтоб было кому хоронить моих людей.

Она снова обратила взор к умирающему юноше. Пальцы ее нежно поглаживали его лоб и волосы. Уильям задремал.

– Он может покинуть нас в следующий миг, – печально произнесла она, – но случается, это тянется долгие часы. Возможно, нам придется провести у его постели всю ночь. Я хотела бы немного отдохнуть, сэр Морван. А если несчастный снова впадет в неистовство, мне понадобится ваша помощь.

Морван с грустным недоумением взглянул на Уильяма, лицо которого приняло выражение отрешенности и умиротворения, уподобившись ангельскому лику. С какой легкостью этой странной женщине удалось успокоить несчастного! Он окинул быстрым взглядом ее тонкую фигуру, полускрытую тенью, и направился к лавке, что стояла напротив двери.

Анна опустилась на пол, прислонившись спиной к боковине низкой кровати. За долгие месяцы борьбы с чумой она привыкла спать урывками, где и как придется. Она закрыла глаза и принялась размышлять о своих нежданных гостях, пытаясь предугадать, скольких из них постигнет болезнь и на какой срок их придется изолировать от уцелевших крестьян и челяди. Если никто, кроме сэра Морвана, не заразился от несчастного Уильяма, тогда справиться с этой новой напастью будет нетрудно. Но совсем иное дело, если чума успела поразить его воинов. Ей оставалось лишь уповать на то, что крестьяне и слуги не вступали в общение ни с кем из них.

Ход ее мыслей прервал хриплый стон Уильяма. Лишь теперь она осознала, какое огромное впечатление произвела на нее самоотверженность этого рыцаря, не покинувшего больного юношу. Ухаживая за жертвами этой смертельной хвори, она не раз становилась свидетельницей того, как люди не задумываясь, предавали своих близких – матери бросали детей, мужья жен. Этот недуг, истинный бич Божий, обнажил души людей, он словно выставил напоказ все самые неприглядные их глубины. И вот теперь, когда она начала надеяться, что все позади, что настала пора вернуться к прежним иллюзиям, на ее землю явился этот рыцарь со своим умирающим оруженосцем. О, как дорого она дала бы за то, чтобы сэр Морван исполнил свой христианский долг по отношению к несчастному как можно дальше отсюда!

Она открыла глаза и оглядела помещение. Сэр Морван сидел на лавке напротив входа. Он прислонился к стене, голова его была слегка запрокинута назад, глаза закрыты. Наконец-то, она могла как следует разглядеть его. Неяркого света, лившегося сквозь распахнутую дверь, оказалось вполне для этого довольно.

Он был на редкость красив, это она отметила еще прежде, когда впервые его увидела. В юности лицо его наверняка сияло свежим, нежным румянцем и отличалось миловидностью, но время и тяготы жизни ожесточили и заострили черты, и теперь загорелая кожа упруго обтягивала крупные скулы и квадратный подбородок, а на слегка впалых щеках оттенок ее переходил в бронзовый. Она невольно залюбовалась его прямым носом с едва заметной благородной горбинкой, мужественно-прихотливыми очертаниями полных губ. Никакие шрамы, царапины, родинки и родимые пятна не обезображивали эти гармоничные, изысканные черты, эту гладкую смуглую кожу. Пробившаяся на подбородке и над верхней губой щетина и волосы – черные, слегка волнистые, в беспорядке разметавшиеся по плечам – нисколько не портили облик рыцаря, а лишь подчеркивали его мужественность.

Ей стало жаль, что глаза его закрыты, и она не может их видеть. Большие темно-карие, почти черные, глубокие, с голубоватыми белками, они были так выразительны, так смело и открыто глядели на мир из-под почти прямых бровей! Стоило ему улыбнуться, и в зрачках появлялись искры, и глаза начинали сверкать, как черные агаты, а когда он хмурился, искры прятались в бездонные глубины его завораживающего взора и переливчато светили, как тлеющие угли. Ей вспомнилось, что когда они с Асканио вошли в дом, она долго не могла отвести взгляд от его лица, от этих колдовских глаз…

Анна не стремилась замуж, любовников не имела. С этой точки зрения мужчины ее не интересовали, но красоту она ценила всегда, сколько себя помнила, в том числе мужскую. Красивые лица ее восхищали, она откровенно, не таясь, любовалась ими – совсем как цветными рисунками в книгах у матери аббатисы. Сэр Морван Фицуорен, ее случайный гость, оказался на редкость красивым мужчиной. И она смотрела на него, не мигая, пока глаза ее не закрылись сами собой от усталости и голова не опустилась на край ложа Уильяма.

Анна легонько коснулась его плеча:

– Он почил. Смерть была к нему милосердна, мальчик покинул этот мир во сне.

Морван подошел к ложу и склонился над распростертым телом.

– Это все случилось так быстро. Вчера утром он был еще здоров и бодр.

– Порой бывает и так. Я приказала своим людям выкопать могилу на освященной земле. Перекиньте несчастного через седло, и я вас туда провожу.

Предав тело Уильяма земле, они направились к жилищу Анны. Путь их лежал через лес. Узкая тропинка вскоре вывела их к пологому берегу, вдоль которого тянулась дорога. Они сели верхом на лошадей и несколько минут ехали в молчании. Леди Анна удивительно легко правила своей породистой кобылой. Та грациозно перебирала мускулистыми ногами и то и дело поворачивала голову, косясь на хозяйку. Сторонний наблюдатель, окажись он опытным конником, даже издалека по этим повадкам лошади и силуэту всадника, по их безмолвному диалогу признал бы в обеих – и в лошади, и во всаднице – существ женского пола, несмотря на то что последняя была в мужском платье.

Вот кобылка, повинуясь негромкой команде хозяйки, перешла с рыси на легкий галоп. Морван на своем Дьяволе пустился за ними вдогонку. Когда они огибали кромку леса, Анна вскинула голову и подставила лицо свежему бризу, который принялся играть ее волосами и раздувать полы плаща. Морван невольно залюбовался ее сияющим лицом, мягким блеском синих глаз из-под полуопущенных ресниц.