Элизабет Хойт - В объятиях графа Страница 3

Анна заметила, что ее свекровь не упомянула содержание Фэнни. Хотя девочка считалась одновременно их горничной и кухаркой, в действительности это было благотворительным порывом со стороны их обеих. Единственный родственник Фэнни, ее дедушка, умер, когда ей едва исполнилось десять лет. В деревне поговаривали о том, чтобы отправить девочку в работный дом, но тут вмешалась Анна, и с тех пор Фэнни жила с ними. Матушка Рен надеялась научить ее вести большое хозяйство, но до сих пор успехи ее ученицы были незначительными.

– Твои методы экономии, конечно, весьма эффективны, – сказала Анна, втирая в голову мыльную пену. – Но инвестиции, которые Питер оставил нам, не работают так, как должны были бы. С тех пор как он умер, наш доход постоянно уменьшается,

– Это такой позор, что он оставил нам так мало средств к существованию, – сказала матушка Рен.

Анна вздохнула:

– Он не хотел оставлять такую маленькую сумму. Он был совсем молодым, когда лихорадка унесла его жизнь. Я уверена – будь Питер жив, он бы накопил существенные сбережения.

Фактически Питер улучшил их финансовое положение после смерти своего отца, который умер незадолго до их женитьбы. Пожилой человек был адвокатом, но несколько неблагоразумных инвестиций привели его к большим долгам. После свадьбы Питер продал дом, в котором вырос, заплатил долги и перевез молодую жену и овдовевшую мать в гораздо меньший по размеру дом. Он работал адвокатом, когда заболел, и умер через две недели, оставив Анну вести маленькое хозяйство в одиночестве.

– Полей, пожалуйста.

Поток остывшей воды вылился ей на затылок и голову. Она потрогала волосы, чтобы убедиться, что не осталось мыла, затем отжала из волос лишнюю воду.

– Я думаю, мне нужно найти место.

– О, дорогая, только не это. – Матушка Рен плюхнулась на кухонный стул. – Леди не работают.

Анна раздраженно скривила рот:

– Ты бы предпочла, чтобы я осталась леди и позволила нам обеим умереть с голоду?

Матушка Рен колебалась. Казалось, она всерьез задумалась.

– Можешь не отвечать, – сказала Анна. – Мы в любом случае не будем голодать. Однако нам необходимо найти способ принести немного дохода в наше хозяйство.

– Возможно, если я буду делать больше кружева. Или… или я могла бы полностью исключить мясо, – сказала ее свекровь несколько вызывающе.

– Я не хочу, чтобы ты это делала. Кроме того, благодаря отцу я получила хорошее образование.

Матушка Рен просияла.

– Твой отец был лучшим приходским священником в Литтл-Бэттлфорде на моей памяти, Господи, упокой его душу. Он всем высказывал свое мнение по поводу образования детей.

– М-м-м. – Анна сняла полотенце с головы и начала расчесывать влажные волосы. – Он позаботился о том, чтобы я научилась читать, писать и считать. Я даже получила немного уроков латыни и греческого. Я решила, что поищу завтра должность гувернантки или компаньонки.

– Старая миссис Лестер почти слепа. Вполне возможно, ее зять наймет тебя, чтобы читать… – Матушка Рен замолчала.

Анна тоже почувствовала резкий запах в воздухе.

– Фэнни!

Маленькая служанка, которая все это время наблюдала за разговором двух хозяек, взвизгнула и побежала к горшку с рагу на огне. Анна застонала.

Еще один подгоревший ужин.

Феликс Хоппл остановился перед дверью библиотеки графа Свартингэма, чтобы критически оценить свою внешность. Его парик с двумя тугими завитушками с обеих сторон был свеженапудрен и имел привлекательный лавандовый оттенок. Фигуру – довольно стройную для человека его лет – подчеркивал красновато-коричневый камзол, отороченный витиеватыми желтыми листьями. Рейтузы в перемежающуюся зеленую и оранжевую полоску были симпатичными, но не показными. Его туалет был само совершенство. У него в самом деле не оставалось никакой причины, чтобы медлить за дверью.

Он вздохнул. Граф имел приводившую окружающих в смятение манеру рявкать. Как управляющий поместьем Рейвенхилл-Эбби, Феликс слышал этот грозный рык довольно часто за последние две недели. Это заставляло его чувствовать себя подобно несчастным туземным джентльменам, описываемым в рассказах о путешествиях, которые жили у подножия больших зловещих вулканов – тех, которые могли начать извергаться в любой момент. Почему лорд Свартингэм решил поселиться в Эбби после долгих лет блаженного отсутствия, Феликс не мог понять, но у него появилось тяжелое предчувствие, что граф намеревался остаться очень, очень надолго.

Управляющий пригладил камзол. Он напомнил себе, что, хотя дело, на которое он собирался обратить внимание графа, не было приятным, оно ни в коей мере не могло быть истолковано как его собственная вина. Подготовившись таким образом, он встряхнул головой и постучал в дверь библиотеки.

Последовала пауза, а затем низкий, уверенный голос проскрежетал:

– Войдите.

Библиотека находилась в западной части главного особняка, и послеполуденное солнце проникало внутрь через большие окна, которые занимали почти всю внешнюю стену. Можно было предполагать, что это сделает библиотеку солнечной, приветливой комнатой, но каким-то образом солнечный свет тут же поглощался пустым пространством, оставляя большую часть комнаты во владении теней. Потолок высотой в два этажа терялся во мраке.

Граф сидел за массивным столом в стиле барокко, который бы заставил казаться маленьким менее крупного человека. Трепыхавшийся поблизости огонь боролся с угасанием и уныло терпел поражение. Огромный пятнистый пес растянулся перед камином, будто мертвый. Феликс вздрогнул.

Собака была нечистокровной – эта помесь включала большую долю английского дога и, возможно, волкодава. Результатом стал уродливый, отталкивающего вида пес, которого он изо всех сил пытался избегать.

Он прочистил горло.

– Могу ли я занять минуту вашего времени, милорд?

Лорд Свартингэм поднял глаза от бумаги, которую держал перед собой:

– Что там еще, Хоппл? Входите, входите. Присядьте, пока я не закончу с этим. Я освобожусь через минуту.

Феликс пересек комнату, направляясь к одному из стульев перед столом красного дерева, и опустился на него, не сводя глаз с собаки. Он воспользовался временной передышкой, чтобы изучить своего работодателя на предмет его настроения. Граф сердито пробегал глазами по строкам, оспенные рубцы делали выражение его лица особенно непривлекательным. Конечно, это не обязательно дурной знак. Граф вообще имел обыкновение хмуриться.

Лорд Свартингэм отбросил бумагу в сторону. Он снял очки для чтения и перенес свой значительный вес на спинку стула, отчего тот заскрипел. Феликс вздрогнул с сочувствием.