Георг Борн - Ночь в гареме, или Тайна Золотых масок Страница 3

– Объясняй себе это как угодно, Мансур-эфенди.

– В таком случае я объясню это в свою пользу или, лучше сказать, в пользу дела, которому я служу, – сказал Мансур. – Ты самый могущественный и усердный поборник желания султана изменить порядок престолонаследия и оставить престол принцу Юсуфу. Я желал бы обменяться с тобой взглядами по этому делу, и твое посещение доказывает мне, что ты желаешь удостоить меня этой чести, в то время как султан из окон сераля любуется ликующей толпой.

– Одни ли мы и не подслушивает ли нас кто-нибудь? – спросил Гуссейн-Авни-паша.

– Никто нас не видит и не слышит.

– Так знай же: я был сторонником желания султана, о котором ты сейчас говорил, мудрый Мансур-эфенди.

– Так ты уже более не поборник этого нововведения? – спросил Мансур, по-видимому, крайне удивленный. – Должен ли я верить своим ушам? Давно ли благородный паша, военный министр, надежда армии, так счастливо изменил свое мнение? Давно ли желания султана потеряли свою самую могущественную опору? Ты видишь меня радостно удивленным. Никакая другая весть не могла бы меня так осчастливить: ты должен знать, что желание это было оставлено всеми остальными вельможами империи. Один ты защищал его, и я боялся тебя, нет, позволь мне говорить с тобой откровенно: я боялся за тебя, ибо при падении султана это желание увлекло бы за собой всех своих приверженцев. Теперь я вдвое радостней приветствую тебя, благородный паша! Одно твое содействие, одна твоя помощь нужна нам для поддержания старых традиций нашего могущественного государства, находящихся в тесной связи с религией.

– Я пришел предложить тебе руку помощи, мудрый Мансур-эфенди, я стал другим. Я вижу теперь, что изменение закона о престолонаследии может привести к гибели. С этого дня я непримиримый враг этой перемены и мое единственное желание – употребить все средства для того, чтобы помешать исполнению этого.

– Позволь мне обратить твое внимание на то обстоятельство, что люди сживаются со своими желаниями, – отвечал Мансур. – Султан и принц Юсуф всей душой преданы своему желанию, и они употребят все для того, чтобы привести его в исполнение.

– Тогда они погибнут вместе со своим желанием, – мрачно сказал Гуссейн-Авни-паша.

Глаза Мансура сверкнули при этих словах. Он дружески обратился к военному министру.

– Намерен ли ты сдержать это свое слово, желаешь ли ты способствовать нашему делу? – спросил он.

– Я уже сказал тебе это.

– В твоей власти погубить султана и принца Юсуфа. В твоей власти низвергнуть их обоих.

Гуссейн-Авни-паша, казалось, ужаснулся чудовищности этого плана.

– Государственная измена… – прошептал он. Мансур дьявольски улыбнулся.

– Это пустой звук, подобные слова часто пугают нас, – сказал он, – тогда как мы не отступаем перед самим делом, если оно подвернется нам. Пойми меня как следует, благородный паша: не ты, не я, не мы все низвергнем султана и принца – они сами погубят себя. Желание отмены древних законов приведет их к падению. Твое дело будет только подстрекнуть и поощрить их к этому государственному перевороту. Партия наша велика, она охватила весь Стамбул и все государство – это партия принца Мурада, законного наследника престола. Спрашивается только, желаешь ли ты тайно примкнуть к этой партии. Если да, то в таком случае ты должен пытаться поддержать и укрепить в султане его желание и привести к нужному результату.

– Я готов на это.

– Ты важен для султана, так как в твоем распоряжении войско, – продолжал Мансур. – Дай понять ему, что, действуя силой, он и принц скорее всего достигнут своей цели.

– Да, да! Твоя правда! – воскликнул Гуссейн-Авни-паша.

– Уверь султана, что войско безгранично преданно ему и готово содействовать в перевороте, который должен оставить престол принцу Юсуфу. Это ободрит его и побудит к решительным действиям…

– Это будет предательством, – пробормотал паша.

– В твоей власти возвести на престол принца Юсуфа или…

– Ни за что! Никогда не бывать этому! – поспешил воскликнуть Гуссейн.

– Тогда прими во внимание мой совет: заставь султана поверить в успех насильственной меры, и он ухватится за нее, если ты только обнадежишь его в содействии войска. Больше тебе ничего не надо делать, благородный паша: султан и принц Юсуф сами бросятся в пропасть, дело обойдется без нашей помощи.

– Пусть будет так. Я ваш, – отвечал военный министр, и этим словом была решена участь султана и Юсуфа.

– Они падут, чего они вполне заслуживают, благородный паша.

– В добрый час, – заключил Мансур этот тайный и столь обильный последствиями разговор.

Затем он вместе с военным министром вышел из зала Совета и провел его через всю галерею до самого выхода. Там они расстались.

Мансур-эфенди, торжествуя, вернулся в башню Мудрецов, а Гуссейн-Авни-паша в своем экипаже поехал в город, который все еще утопал в море света – уныние и неудовольствие толпы заглушались блеском праздника.

II

Предатель

Между тем Сади так сильно возвысился в милости не только у великого визиря, но и у султана, что уже причислялся к визирям, не нося еще в действительности этого титула. Сильное, непреодолимое желание подниматься все выше и выше на пути к славе наполняло его душу, и в сердце его не было другой мысли, как только сделаться необходимым султану. Но великодушие Сади побуждало его сверх того преследовать еще и другую цель – облегчить нищету и бедствия народа. Махмуд-паша, великий визирь, нисколько не заботился о том, что положение низших классов в целом государстве с каждым днем становилось все ужасней, он преследовал только свои дипломатические планы, о внутренних же делах государства он очень мало беспокоился и менее всего думал о судьбе несчастного народа. Сади счел задачей своей жизни внять этим мукам, он хотел воспользоваться своим высоким положением не для своего личного обогащения, как это делало большинство других сановников, но для облегчения нужд и бедствий народа.

Эти стремления возбуждали в высших кругах только затаенный смех, а муширы и советники шептали друг другу, что эти человеколюбивые стремления молодого паши еще улягутся. Другие же полагали, что он должен питать слишком смелые замыслы на будущее, стремясь сделаться любимцем народа, и что это легко может ему удастся, так как вместе с рукой принцессы ему достанутся несметные богатства. Новый визирь Рашид-паша, а также и Гуссейн-Авни-паша выказывали ему большое расположение, а Сади был слишком доверчив, чтобы видеть за этим что-нибудь другое, кроме желания подружиться с ним. Сади сам был чужд всякого лукавства. Его исполненная благородных планов и стремлений душа, его жаждущий великих подвигов ум и в других не подозревал ничего дурного, а потому он чистосердечно и с радостью примкнул к новым друзьям.