Глиннис Кемпбелл - Мой спаситель Страница 3

Потом он нахмурился: ангел потерял свою мантилью, с такой же легкостью она может лишиться головы.

— Она сошла с ума.

— Точно, — согласился Холден.

— Она замечательная, — заявил Роберт. — На моей памяти это первая женщина, которой хватило храбрости противостоять этим презренным пиратам. Совершенно очевидно, король поддерживает ее требования. И, скорее всего, она добьется своего, — между делом заметил он.

Дункан озабоченно нахмурил брови.

— Она добьется намного большего, клянусь честью, имея дело с Эль Галло. — Он в задумчивости прикусил губу. — Храбрость это или нет, но, по-моему, парни, нам пора заявить о своем присутствии. Подождем и посмотрим, как дело уладится.

Его люди затерялись в толпе, выбрав такие места, откуда они могли видеть все и друг друга в легко узнаваемых плащах цветов де Ваэров. Они держали руки на эфесах мечей. Дункан вытащил свой кинжал из ножен, делая вид, что выстругивает что-то из куска дерева, чтобы Эль Галло обратил внимание на блеск стали и понял, что за ним наблюдают.

Лине де Монфор с раздражением смахнула с лица тяжелую прядь волос. Она сожалела, что не закрепила проклятую мантилью заколками. Разговор сам по себе обещал быть трудным, а тут еще приходилось отвлекаться на приведение в порядок своих волос.

— У меня письма, — заявила она Эль Галло твердым, как ей казалось, голосом.

— Что? — громогласно пробасил здоровенный испанец, злорадно ухмыляясь в свою тощую рыжую бороденку.

Его бас, как труба герольда, перекрыл шум и гам, царящий в порту. Купцы замерли посреди улицы. Шлюхи лениво повернули головы в его сторону. Даже торговцы рыбой перестали зазывать покупателей и принялись высматривать, кто это осмелился рассердить Эль Галло.

Лине горячо молилась, чтобы никто не заметил, как под шерстяной накидкой у нее дрожат колени. Она стояла буквально в полуметре от испанца по кличке Петух. В наступившей тишине она явственно слышала плеск волн, столь беззаботно поглотивших ее мантилью, и хлопанье парусов испанского судна. Она едва не подскочила на месте от резкого, скрежещущего крика чайки, пролетавшей мимо.

Ее вспотевшие руки размазывали чернила королевского указа. Она вновь провела пальцем по восковой печати Эдуарда, пытаясь снова почерпнуть уверенность в том факте, что свидетельства были подлинными. Но перед лицом такого бегемота в человеческом облике эти документы казались лишь ветхим куском пергамента.

— Ты осмелилась принести это мне! — злобно оскалился Эль Галло, угрожающе подавшись вперед.

Лине подавила желание попятиться, несмотря на те ужасные истории, которые ей рассказывали о нем, несмотря на вонь чеснока и сыра, исходившие от пирата, и злобный, как у ворона, взгляд маленьких черных глаз-бусинок. Она еще крепче сжала свидетельства и заставила себя поднять глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.

Она решила, что этот мужлан и в самом деле напоминает гигантского петуха. Он был огромен, на добрый фут выше любого мужчины, которых ей до сих пор приходилось видеть, и почти столь же необъятен. Еще более угнетающее впечатление производил его наряд, относительно которого, похоже, никто не рискнул дать ему полезный совет. Одежда испанца выглядела так, словно в мастерской красильщика случился несчастный случай. Рукава были ярко-желтые, а накидка — красно-коричневой с фиолетовым оттенком. Темно-синие штаны облегали его на удивление тонкие ноги, ярко-зеленый льняной берет украшал его огромную башку, а полосатый плащ кроваво-красного цвета, довершавший картину, поразительно смахивал на палатку маркитанта[2]. Из-под берета выбивались клочьями непокорные пряди огненно-рыжих волос, которые, казалось, стекали на квадратный подбородок, образуя неряшливую и неухоженную бородку.

Разумеется, ей совершенно нечего бояться, пыталась убедить она себя, раз уж ей пришлось столкнуться с человеком, демонстрирующим такое безразличие к своей одежде. Она судорожно сглотнула, воинственно вздернула подбородок и откашлялась.

— По приказу короля… — начала она.

Эль Галло выхватил у нее из рук бумагу с проворностью птицы, давшей ему кличку, прежде чем она успела убрать руку. Он держал документ на вытянутой руке у нее над головой, и на мгновение лицо его осветилось злорадной ухмылкой.

— Ты — глупая шлюха, — выплюнул он, — я не узнаю…

Но тут что-то вдали привлекло его внимание. Его самодовольство мигом испарилось — губы искривились, словно на зуб ему попался кусок гнилого мяса, и он шумно выдохнул через нос. Он пробормотал что-то, вероятно, какое-то испанское ругательство. Его злорадный оскал неожиданно сменился обворожительной улыбкой.

— Как я и говорил, — гнусавым голосом, столь характерным для его нации, протянул он, — не вижу проблем с этими свидетельствами.

Лине с удивлением уставилась на него. Должно быть, ей послышалось. Высокомерный и злобный Эль Галло не мог сдаться так быстро. Естественно, он обязан был повиноваться приказу короля. Королевский чиновник заверил ее, что любой документ с печатью Эдуарда будет считаться законом. Но она никак не ожидала, что ее усилия так быстро увенчаются успехом.

Результат привел ее в восторг. Чувствуя за спиной поддержку короля Эдуарда, она подумала, что зловещий Эль Галло представлял не большую опасность, чем петух, расхаживающий по двору, где курицы-несушки мирно клевали зерна.

Да, решила она, ее месть будет сладкой.

— Вот, — сказал Роберт, хлопнув в ладоши, когда они вновь собрались на вершине холма. — Видишь, Дункан? Она сделала это. Вернула свой долг без нашей помощи.

Но Дункан не обольщался. Если бы не присутствие рыцарей де Ваэров и молчаливо угрожающий блеск их мечей, испанский пират мог надругаться над девушкой. А теперь он, кажется, мог расслабиться. Она была в безопасности. Старик, ее слуга, перевез несколько бочонков с испанским вином из трюма «Черной короны» на пристань. Это можно было считать платой за потери девушки-торговки. И Эль Галло, явно не желая наблюдать за конфискацией собственных товаров, скрылся в своей каюте.

— Может, теперь мы пойдем домой пообедаем? — настаивал Роберт. — У меня слюнки текли, когда я смотрел, как этот жирный петух расхаживает по палубе.

Холден исподтишка кивнул в сторону трех молодых леди, которые медленно поднимались по склону.

— Не ты один пускаешь слюни из-за обеда, — пробормотал он.

Дункан бросил взгляд на хихикающих служанок и вздохнул.

Ему хотелось остаться здесь, чтобы поближе рассмотреть ангела на пристани. Но, черт побери, эти женщины пришли к нему. Они всегда приходили к нему. С тех пор как его девятилетняя невеста, которую он даже не знал, где-то во Франции упала с лошади и умерла, каждая незамужняя женщина страны в возрасте от пяти и до девяноста лет имела на него виды. Они упорно преследовали его, восторгались каждым его словом, словно те были исполнены неизреченной мудрости, приходили в неописуемое смущение от любого, даже самого незамысловатого комплимента. Неудивительно, что скрываться под чужой личиной стало для него привычным делом.