Жаклин Брискин - Все и немного больше Страница 3

— Я не знаю… Мистер Рот велел лишь сказать, чтобы миссис Уэйс пришла… как это… в святого Джозефа…

— Ясно, в больницу святого Джозефа, — произнесла Нолаби. Лицо ее было мертвенно бледным.

— Я подвезу вас… у меня машина…

Нолаби сорвала с себя фартук, натянула свитер — коричневый, присланный кузиной Телойс Ройс, с дырками на локтях — и выскочила на улицу.

— Сестру! — закричала, спохватываясь, Мэрилин. — Я должна взять сестру!

Она добежала до ванной и затарабанила в дверь.

— Рой! Рой!

— Ты тут провела в свое удовольствие кучу времени, а теперь позволь мне…

— Открой! Папа в больнице!

Дверь мгновенно распахнулась. На пороге появилась Рой, губы ее были в зубной пасте. Если Мэрилин была любимицей матери, то Рой пользовалась особыми симпатиями у отца.

Нолаби и Мэрилин расположились на передних сиденьях ветхого драндулета «оникс», Рой села сзади. Никто из них в последствии не мог припомнить никаких других деталей этой недолгой поездки в больницу.

2

«Оникс» резко остановился перед украшенным лепниной входом. Рой вылезла из машины и бросилась вверх по лестнице впереди матери и Мэрилин.

В пустом вестибюле она остановилась в нескольких шагах от стола, за которым немолодая блондинка с перетравленными перекисью волосами продолжала читать «Сатердей ивнинг пост», не обращая внимания на вошедших.

Лицо Нолаби стало каким-то маленьким в обрамлении торчащих, словно кудри Медузы Горгоны, бигудей. Всегда такая словоохотливая, сейчас она молча приблизилась к столу.

Молчание нарушила Мэрилин.

— Мы ищем мистера Уэйса, его привезли сегодня утром, — негромко сказала она. — Вы не знаете, что с ним?

— Уэтс?

— Уэйс, — по буквам произнесла Рой.

Женщина не спеша ткнула ластиком на конце карандаша в лежащий перед ней список.

— У-э… — начала было Рой.

— Девочка, я не глухая, — оборвала ее женщина.

Нолаби робко кашлянула.

— Что-нибудь с сердцем?

Открыв журнал, женщина сказала:

— Пройдите налево по коридору до конца, затем поверните направо. Там увидите дверь, на которой есть надпись.

Мэрилин и Нолаби взялись за руки, в то время как Рой бросилась вперед…

На двустворчатой двери была надпись:

«Палата неотложной помощи.

Не входить.

Звоните, чтобы получить информацию».

— Неотложная помощь, — прошептала Нолаби. У стены стояли хромовые носилки, обтянутые искусственной кожей. Нолаби опустилась на них, чувствуя, что у нее подгибаются ноги. Прижав ладонь ко рту, она наблюдала, как Мэрилин нажимает на кнопку звонка. Металлический звук был резким и коротким.

Все трое напряженно смотрели на дверь, за которой слышались голоса и шум, словно кто-то катал тележки на колесах. Никто не появлялся.

Рой снова нажала на кнопку и несколько секунд не отпускала палец.

Через какой-то промежуток времени, который всем троим показался вечностью, обе створки двери распахнулись, и перед ними предстала тучная медсестра.

— Что вы тут делаете со звонком?

— Мы Уэйсы, — сказала Рой.

— Семья мистера Шилтона Уэйса, — вежливо добавила Мэрилин.

— Совсем ни к чему устраивать такой трезвон! — Сестра сердито посмотрела на Рой. — Как только появится что-нибудь важное, вам скажут.

— Но я не знаю, что случилось с моим мужем, — каким-то непривычно просительным тоном произнесла Нолаби. — Что с ним произошло?

Сестра посмотрела на нее, на старое кимоно, выглядывающее из-под видавшего виды свитера, на бумажные бигуди. Презрительно отвернувшись, она перевела взгляд на Рой, которая так и не успела надеть носки и туфли, на ее растрепавшиеся во время поездки кудрявые золотисто-каштановые волосы. Наконец дошла очередь до Мэрилин. Сестра скользнула взглядом по безупречно начищенным двухцветным кожаным туфлям, купленным на распродаже всего за доллар, потому что на одной туфле была царапина.

— Об этом вам скажет хирург, — холодно сказала она.

— Хирург? — удивилась Мэрилин. — Но я думала… Сестра, разве у него не сердечный приступ?

Не ответив, сестра удалилась в комнату.

Но прежде чем дверь закрылась, Рой рассмотрела коридор, в котором не было ничего, кроме носилок. Она открыла рот и завизжала.

Снова появилась сестра.

— Прекратите этот шум, — прошипела она.

— Что с моим папой? — завопила Рой.

— Ах ты маленькая негодница, разве ты не знаешь, что ты в больнице?

— Где мой папа? — выкрикнула Рой.

— Он в операционной, — сердито сказала сестра, недобро сверкнув глазами. — В него стреляли и ранили в грудь. Доктор пытается извлечь пулю, и я не удивлюсь, если этот кошачий концерт помешает ему успешно завершить операцию.

Рой мгновенно прекратила кричать.

Нолаби спросила:

— Стреляли из ружья?

Все трое с недоумением переглянулись.

— Наверно, хотели ограбить, — предположила Мэрилин. — Ты как думаешь, Рой?

Рой не ответила. Она кусала нижнюю губу, чтобы не разрыдаться.

— Все будет хорошо, мама, все будет хорошо, — сказала Мэрилин, в то время как слезы катились по ее щекам.

Все утро они просидели на жестких холодных носилках. Нолаби сжимала руку Мэрилин. Они находились в изолированной части больницы. Мимо них никто не проходил, кроме чернокожей старухи с пропитанной лизолом шваброй. Скорее всего, она не могла ничего знать, но все же Рой не удержалась и спросила ее о состоянии здоровья мистера Шилтона Уэйса.

Рой чувствовала себя так, словно она высоко взлетала на качелях, казалось, что желудок ее то и дело куда-то проваливается. Папа, папочка, ты должен поправиться, обязательно должен. Ноги и покрытые веснушками руки нестерпимо зудели, заставляя Рой непрерывно почесываться.

Каким-то незнакомым голосом Нолаби сделала ей замечание.

— Ты все-таки не обезьянка, Рой.

Рой перестала чесаться. После этого зуд стал еще более мучительным, и она вновь пустила в ход ногти.

Большие часы над дверью показывали одиннадцать часов сорок восемь минут, когда в дверях появилась та же самая тучная сестра.

Все трое поднялись, вопросительно уставившись на нее.

— Доктор Виндфилд попросил меня сообщить вам, что мистер Уэйс так и не пришел в сознание, — произнесла она ровным голосом. — Он скончался несколько минут назад.

Вдова и две сироты предались горю, вполне естественному в таких случаях. Нолаби бессильно опустилась на руки Мэрилин.

Рой бросилась на холодные неудобные носилки и разрыдалась. Ее стала бить дрожь. Папа, папочка, как мог ты навсегда оставить меня совершенно одну!