Джоанна Линдсей - Когда правит страсть Страница 30

Вышеупомянутый страх, может, и вернулся бы, если бы она не расслышала его вздох и не отвела глаза. Несколько минут он молчал.

— Итак, на какой вопрос я не успел ответить? — спросил он так спокойно и уверенно, что она расслабилась. Теперь он ведет себя как капитан дворцовой стражи. Не как записной обольститель.

Она тоже смогла подстроиться под его тон.

— Мы оба знаем, что вы никогда бы не заперли меня, будь вы точно уверены, что я дочь Фредерика. Как вы можете быть так тверды в своем недоверии после всего, что я вам сказала?

Она подняла глаза, чтобы оценить его реакцию. Он, похоже, колебался, не зная, что сказать. Но его глаза тут же сузились:

— Ты не понимаешь всей серьезности того, что сейчас сделала! Мы не слишком любим тех, кто входит во дворец с оружием, поскольку знаем, что есть люди, которые хотят причинить зло нашему королю.

— Неужели вы считаете меня наемной убийцей? — ахнула она.

— Я этого не сказал. И все же ты не объяснила, почему явилась сюда, вооруженная до зубов.

— Объяснила. Пистолеты были моим главным способом обороны, кинжалы — последней надеждой. Но все это было только для самозащиты, и ничего более!

— Я сказал, что постараюсь быть объективным.

Она кивнула, хотя ничуть ему не поверила. Слишком быстро обвинил он ее в других мотивах появления здесь, отвергая истинную причину.

Алана раздраженно кивнула в сторону шпаг на стене:

— Я умею фехтовать. Хотите, продемонстрирую?

— Хочешь доказать, что ты убийца?

— По-моему, это докажет обратное, поскольку подобное оружие убийца не станет использовать. Шпага предназначена для самозащиты!

Все еще улыбаясь, он заметил:

— Похоже, у тебя на все есть ответ. Это доказывает остроту ума. Превосходная память идет рука об руку с умом и сообразительностью, которую ты выказываешь с каждым словом.

Она укоризненно прищелкнула языком:

— Значит, я часть сложного заговора. И хорошо запомнила свою роль? Именно так вы считаете?

Он долго смотрел на нее. Веселые искорки в глазах погасли, и жесткость взгляда снова выбила ее из колеи. Но она тут же поняла, что это не страсть. Подозрительность. Пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы не отвернуться.

— Прости, — обронил он наконец.

За что? За веселость? Или за то, как он хватался за все, что могло подтвердить его ложные выводы? Она решила идти напрямик.

— Я находилась в центре заговора, но у меня была другая роль. Умереть. Поппи обхитрил заговорщиков, унеся меня из дворца.

— Но почему он тебя не убил? Ведь его же наняли!

— Я улыбнулась ему. Очень сентиментально, понимаю, но с этого момента он стал моим защитником. И я обязана ему жизнью. Будь на его месте кто-то другой, убил бы меня без зазрения совести. — Поскольку капитан был приветлив и сердечен, она решила пояснить еще кое-что. — Вы спрашивали о моих спутниках. В путешествии по Европе мы наняли экипажи и кучеров вместе с ними. Мальчик Генри — сирота, которого очень любим мы с Поппи. Тут не было никакого заговора. Мы сочли за лучшее вообще не говорить Генри, кто я такая.

— А настоящее имя опекуна?

— Я его назвала. Под этим именем он жил в Англии, и я даже думала, что оно и мое тоже, пока Поппи не рассказал про отца.

— И ты называешь это «быть правдивой»? Фармер не лубинийское имя.

— Я называю это попыткой защитить человека, который был мне вместо отца. Вы не нуждаетесь в нем, ведь у вас есть я.

— У меня есть ты... это верно, — кивнул он и уселся. По бесстрастному лицу было непонятно, поверил ли он хоть одному ее слову. Жаль, что он так несгибаем и несговорчив. От последней реплики ей стало не по себе.

— Борис! — крикнул он неожиданно.

Слуга появился очень быстро: очевидно, ожидал в коридоре и слышал каждое слово. И капитан знал это, иначе крикнул бы громче.

Алана не хотела, чтобы кто-то еще услышал ее историю, и сейчас злилась на Кристофа, позволившего слуге подслушивать.

— У нас есть десерт? — спросил он слугу, собиравшего со стола пустые тарелки.

— Сладкий или кислый? — осведомился Борис.

— У нас еще есть лимоны?

— Сладкий, пожалуйста, — вмешалась Алана.

Капитан кивнул. Она подождала, пока Борис выйдет, прежде чем спросить:

— Вы ему доверяете?

— Борису? Его родители, как и он сам, родились в моем фамильном поместье. Мы выросли вместе. И несмотря на разницу в положении, остаемся друзьями.

— Почему же вы ударили его?

— Он не глуп. И сделал ошибку из добрых побуждений. Но теперь сгорает от угрызений совести. Не ударь я его, он сам бы наткнулся на мой кулак. Доверять ему? Я не побоюсь сказать, что доверил бы ему жизнь.

Все это хорошо для него, но не для нее.

— Пожалуйста, предупредите в следующий раз, когда кто-то третий будет присутствовать на допросе. То, что говорю я, предназначено для ваших ушей. И для ушей моего отца.

— Ты здесь для того, чтобы во всем признаться, а не для того, чтобы держать свой визит в секрете.

— Нет. Я здесь, чтобы все открыть отцу и предотвратить войну, а не объявлять всем о своем появлении. Пока я не окажусь под защитой короля, чем больше людей знают обо мне, тем большему рискуя подвергаюсь. Надеюсь, вы понимаете, что мне грозит опасность?

— Уверяю, все сказанное тобой не выйдет из этих стен.

— Почему вы не можете попросить моего отца прийти за мной? Бросьте меня в камеру, беззащитную, без всякой возможности коснуться его, но приведите его сюда, ко мне!

— Ты заявилась в эту страну, предполагая, что здесь живут одни дураки? — прорычал он.

Глава 19

У Аланы перехватило дыхание. Она снова его рассердила! Но чем?

На глазах снова выступили слезы. О Боже, она никогда не простит себе, если позволит ему сломить ее только потому, что он выглядит таким грозным и устрашающим.

— Отвечай!

— Не стану, если вознамерились кричать на меня!

Она вскочила, готовясь бежать, если он шагнет к ней. Но он не встал. Наоборот, откинулся на спинку стула и пристально всмотрелся в ее лицо. И вздохнул, прежде чем ответить.

— Вопреки здравому смыслу должен сказать, что пока ты здесь, тебя оберегают даже от меня. Тем не менее не слишком мудро провоцировать меня на вспышки гнева.

От облегчения она едва не упала на стул. Нет, возможно, ему не стоило ей это говорить. Она могла справиться с любыми эмоциями. За исключением одной, которую он вызвал в ней. Которая была так ей чужда до этих пор. Если бы она не боялась его, если бы не была вынуждена постоянно держаться настороже, могла бы говорить свободнее. И сделала это сейчас.

— Я ехала в эту страну, считая ее варварской, живущей едва ли не по законам средневековья. После встречи с вами это впечатление усилилось втрое, — пожаловалась она.