Джулия Грайс - Восхитительные ночи Страница 30

– Но, может, все было совсем не так, и Роман не виноват!

– Нет! Слуги все видели и спасли жизнь Джону. А теперь Романа принимают в этом доме лишь потому, что он имеет на него права и финансирует многие проекты. К тому же он лечит рабочих. – Гаттерас резко добавила: – Ты приехала сюда как невеста Джона. Джона! Не забывай об этом!

Поняв, что тетка не на шутку встревожена, Селия ответила:

– Не забуду.

Но она знала, что лжет.

Глава 11

Роман провел уже несколько дней в Маунтен Вью. Братья обходили плантацию, обсуждая, где следует проложить ирригационный канал. Для сооружения этого канала протяженностью в пять миль предстояло взрывать грунт в холмах. По вечерам мужчины выходили к обеду с напряженными лицами, и было ясно, что их вынужденное общение подходит к концу.

Комната Романа в Маунтен Вью располагалась рядом с комнатой Селии, и время от времени они сталкивались в коридоре.

Каждый раз он вежливо кивал девушке, и той хотелось плакать от отчаяния. Помнит ли он день, проведенный с ней на берегу у Дайаманд Хед? Помнит ли, как учил ее плавать, как растирал ее плечи?

Сейчас он вел себя так, будто они случайные постояльцы гостиницы.

– Вот ваши цветы, Селия.

Собираясь как-то утром в школу, Селия увидела, как в комнату вошла Кинау с корзиной свежесрезанных мексиканских вьющихся цветов. Цветы походили на цепочки маленьких розовых сердечек. По-испански они назывались «Cadena de amor» – «цепь любви».

Селии всегда нравились эти цветы, но сегодня, глядя на них, она испытала внезапное раздражение. Ну почему их принесла именно Кинау. Она возненавидела эту знойную гавайскую красотку.

Пока Кинау ставила цветы в вазу, Селия внимательно рассматривала ее. Сегодня в волосах у служанки был яркий цветок гибискуса: его красные лепестки покоились на ее шелковистых черных волосах. Движения девушки были гибкими, плавными и изящными. «Любовница Романа даже слишком женственна», – с отвращением подумала Селия.

– Хватит, – вдруг заявила она. – Я сама поставлю цветы.

– Но ваша тетя велела мне принести их. У вас всегда стоят цветы. Вы не хотите украсить ими волосы?

– Нет! Не хочу! И не хочу видеть тебя в моей комнате. Передай тете, чтобы она нашла для меня другую служанку.

Блестящие темные глаза Кинау не выразили ни малейшего смущения.

– Значит, вы мною недовольны?

Селия не знала, что сказать. «Я люблю того же мужчину, что и ты. Я мечтаю о нем каждую ночь и думаю о нем целыми днями». Но не говорить же об этом Кинау? И разве это девушка виновата, что Роман выбрал ее?

– Нет, – наконец ответила Селия. – Я довольна тобой, Кинау, и прости, что обидела тебя. Просто… Просто у меня плохие дни.

Служанка кивнула:

– Пожалуй, я пойду.

Она ушла, шелестя хлопковой юбкой и оставляя за собой мускусный запах духов. Французских духов, вдруг поняла Селия, и у нее перехватило дыхание.

Этим утром она так неистово звонила в школьный колокол, словно выплескивала свое отчаяние. Ей доставлял удовольствие громкий гул, слышный на несколько миль вокруг.

В школу прибежали ребятишки. Как обычно, они смеялись и радовались жизни. Сегодня с ними примчалась и Хили, мотая хвостом, и села на пол возле скамейки Тины.

– Мисси, а мы сегодня будем изучать растения? – спросила Айки.

– Сегодня мы будем изучать одно растение, «ко». Сахарный тростник! Все только о нем – от посадки до сбора урожая. Кто может сказать, что такое отросток?

Кавео, старательный гавайский мальчик двенадцати лет, поднял руку.

– Отросток – все знают – он больше один урожай того же растения, – сказал он, усмехаясь, на ломаном английском. – Я сажай один раз, я погоняй быка.

День начался, Селия заставила себя забыть о тревогах и сосредоточилась на учениках, требующих ее внимания. К полудню дети старательно переписывали такие слова, как «бык», «тростник», «плуг», «сахар». Тина закончила раньше всех и ерзала на скамейке.

– Тина, хочешь написать специальное задание? – Селия подошла к девочке.

– Да. Книгу! Я напишу длинную, длинную книгу! – Селия улыбнулась:

– Тогда почему бы тебе не написать про Маунтен Вью? Ведь ты живешь здесь всю жизнь и все про него знаешь. Я бы с удовольствием прочитала твою историю.

Она дала Тине бумагу, перо и чернильницу. Когда в полдень звонил колокол, Тина все еще писала, и положила перо лишь тогда, когда дети выбежали из школы. Девочка последовала за ними, а Селия стала собирать книги. Внезапно она почувствовала, как усталость навалилась на плечи, но причиной тому были не дети, а мучительные мысли.

И зачем только она влюбилась в мужчину, который не обращает на нее внимания и имеет любовницу необычайной красоты? Почему она не может выбросить Романа Бернсайда из головы и сердца? Черт его побери!..

Стук в дверь вернул ее к реальности. На пороге стоял один из рабочих-японцев.

– Конничи ва, – сказал он, кланяясь и улыбаясь, как принято у японцев.

– Конничи ва.

Мужчина в мятой хлопковой рубашке и штанах, которые выдавали рабочим на плантации, был худ и невзрачен, но на его изможденном лице сияли умные глаза.

– Мисси, научите меня читать и писать по-английски. Холошо говолить, чтобы иностланцы «хаоле» могли говолить со мной и чтобы я мог с ними говолить, ладно?

– Хорошо, я научу вас, – согласилась девушка. – Если вы действительно хотите учиться. Как вас зовут?

– Гензо. Я сталательный японский лабочий, много, много сталательный. Я быстло научиться.

– Не сомневаюсь.

Селия уже прикидывала в уме, сколько у нее свободного времени. «А если и другие рабочие придут, узнав, что я занимаюсь с Гензо?» – взволновалась девушка. Она может принести здесь какую-то пользу. Научившись читать и писать, эти люди почувствуют себя немного уютнее на этом острове. Это, безусловно, очень важно.

– Хотите, устроим первый урок прямо сейчас?

Гензо широко улыбнулся. Забыв об усталости, Селия три часа сидела с Гензо, показывая ему алфавит, который он выучил так же быстро, как Тина.

Когда стемнело, Гензо ушел, а Селия отправилась по дороге, усаженной бугенвиллиями и барбадосскими лилиями. Она по-прежнему чувствовала усталость, но уже совсем другую, приятную усталость.

Девушка вдруг поняла, что любит грубо сколоченное здание школы с тростниковой крышей, большой колокол и плохо выструганные скамейки. Она любила и своих учеников: Тину, Айки, Кавео, Кевина – всех. Она им нужна, как путеводная нить в другой мир, лежащий за пределами Мауи.

Когда Селия подошла к дому, там уже зажгли лампы.

– Я не верю! Не верю, что вы могли подбить ребенка написать такую вещь!

Джон тряс перед собой листком, исписанным Тиной, словно чем-то неприличным. У него было такое же грозное лицо, как у отца Селии, когда тот читал ее эссе в «Скрибнерзе».