Гладиатор для неё (СИ) - Алекс Разум Страница 30

Глава 12

Германус остался сидеть на месте, и взглядом провожал ее. Она зашла в комнату и, задумавшись, остановилась посредине. Прибежала служанка, в руках у нее был медный таз с теплой водой. Она раздела Атилию и стала губкой обтирать все тело.

— Ты пойдешь к Дакусу, когда уйдет Серселия?

Рабыня немного растерялась, и застенчиво ответила:

— Я бы хотела, если госпожа отпустит.

— Я не против. Но прежде, зайдешь ко мне и скажешь, когда она уйдет.

Фелица ответила на выдохе, полушепотом:

— Слушаюсь, госпожа. Благодарю…

Когда служанка, выполнив свои обязанности, ушла, Атилия легла в постель. Она чувствовала, как колотится ее сердце. Сегодня точно не заснуть. Луна бросала свет в окно спальни, от этого комната казалась необычной, как из другого мира. Легкий ветер шевелил кроны деревьев, и они издавали едва слышный шелест. Этот звук в ее голове складывался в какую-то, давно забытую, мелодию. Она силилась вспомнить какую, но мысли постоянно путались, отвлекаясь на другое. Одна мысль перебивала все остальные. Из-за этого в голове происходила круговерть. Или не из-за этого, может старое вино все еще «играло» внутри нее.

Что же, все таки, это за мелодия? Такая родная и такая далекая. Кажется, она из другой жизни, из какой-то прошлой, давно забытой. Теперь уже и не вспомнить…

Опять другая, «подлая» мысль не давала ей нормально сосредоточиться. Снова и снова ставя вопрос ребром. Атилия прогоняла ее, ругая себя и коря. Нет! Надо думать о другом, о более важном. Мелодию не вспомнить, и где слышала ее тоже. Значит должно быть что-нибудь важное, требующее внимания. Например, если, вдруг Луций узнает, что она была здесь. Ну и пусть, навестить подругу не преступление. А если он узнает о гладиаторах, об их присутствии в этом доме. Да, но как он об этом узнает — нет, не возможно. Да, и что такого, Серселия здесь распоряжается, она их и пригласила.

Свет луны и шум ветра в листве отвлекал. Новый его порыв заставил мелодию в мыслях звучать сильнее и ярче. Как же кружится голова. А сердце, вот-вот выпрыгнет. Какая же назойливая мелодия, не уходит никак. Так, о чем это она, ах да: «Он придет или нет?». О боги! Нет, нет и еще раз нет. Об этом нельзя даже думать. Тем более желать.

Так, Атилия сосредоточься, какая там была мелодия: ту-у, ту-ту, ту-у-у-у… Растянутая и грустная, как рожок пастушка вечером. Так вот откуда она!

Детство. Нет, юность. Закат солнца. Вдалеке звуки. Странные, тянущиеся звуки. Будто ветер завывает или зовет кто-то. Она идет одна. Ей нельзя — родители будут сердиться. Все равно она идет. Любопытство перебивает страх. Даже служанке своей ничего не сказала. Звуки манят, они слились в мелодию. Она прошла уже через всю оливковую рощу. Впереди холм с кипарисами. Теплый ветер играет в ее волосах. Вот Атилия поднялась наверх, и стоит у высоких, стройных деревьев. От них запах, смолянистый и приятный. И музыка, красивая и грустная.

Правее от холма кустарник, а прямо, насколько видно, травяной луг. Овечки, сбившись в кучу, стоят всей отарой. Звук музыки идет оттуда. Ту-у, ту-ту, ту-у-у-у. Она подходит ближе. Это мальчик, вернее юноша. Дует в рожок, выводит мелодию. На нем серая туника, копна густых волос закрывает глаза. Он ее замечает и перестает играть.

«Как ты это делаешь?». Она без стеснения стоит рядом, и их плечи прикасаются. «Научишь?». Он показывает ей рожок: «Надо дуть сюда. А здесь держать». Отдает ей инструмент в руки. Она пытается, но не выходит.

Юноша улыбается. «Надо вот так». Он берет рожок. Играет. Все у него получается хорошо. Она раздосадована, что у нее не вышло. «А я, зато знаю, как надо целоваться. Хочешь, научу?». Он перестает играть и молча смотрит ей в глаза. Она без смущения его обнимает и целует в губы. Старается повторить все, как делали родители. Юноша прижимается к ней. Чувствуется, как колотиться у него в груди. От этого ее сердце начинает биться сильнее, и еще где-то пульсирует, ниже живота.

— Госпожа Атилия, вы где? — это Фелица ее зовет.

Зачем она пришла, совсем не вовремя… Так было хорошо.

— Госпожа, Серселия ушла.

Какая еще Серселия, кто это вообще… Ах да. Она же в ее доме гостит. Видимо задремала под тихое шуршание листвы.

— А что Германус, он где?

— Не знаю. Может спать пошел. В гостиной уже нет никого.

— Ну ладно, можешь идти, — сказала Атилия.

Про себя же подумала с легкой досадой: «Как это спать пошел? Он что не придет?».

Рабыня вышла. Она села на кровати, спустив ноги к полу. Луна все так же светила, ветер все так же шумел в кронах деревьев. Голова у нее все еще кружилась.

Что же он, вот так просто, сдался и пошел спать. Даже не попытался добиться ее. Где же его решительность и дерзость. Неужели его желание было так слабо, и он побоится войти к ней в спальню. Может двери немного приоткрыть, он увидит и догадается.

«Открой их еще нараспашку, и прозови. Что совсем гордости не осталось!».

Ну как же хочется, что бы пришел. Нет, она его выгонит, конечно. Как по другому. Прогонит решительно, еще и накричит. Ну, или прикрикнет. Но строго. Даже не потому что она замужем — Луция она не любит, а потому что он так легко ее не добьется. Пусть потрудится для этого.

Германус все не шел. Она прислушалась к звукам — ничего, кроме шелеста листьев. Атилия встала и,