Виктория Холт - Избранницы короля Страница 31

Барбара, как нарочно, не давала королю покоя. Она так и не отказалась от мысли рожать во дворце. А если до нее дошли слухи про сахар с пряностями, она, верно, уже охрипла от хохота.

«Может, этот еврей, которого они привезли с собою, и впрямь поможет обратить груз в деньги? — шагая из конца в конец комнаты, размышлял он. — Может, вероломная португальская королева сдержит слово и пришлет вторую половину денег вовремя?.. Впрочем, — заключил он, — бедная девушка ни в чем не виновата. Ведь одурачила меня не она, а ее дражайшая матушка... Представляю, каким я стану посмешищем, когда слухи о сахаре с пряностями расползутся по всему Лондону!»

И, пожав по своему обыкновению плечами, он поехал ужинать к Барбаре.

Барбара встретила его с нескрываемой радостью.

Она уже очень раздалась, поскольку до родов ей оставалось доходить всего несколько недель. Обняв короля, она велела всем удалиться — ибо в таких случаях не он, а она отдавала приказания.

К ужину были уже готовы любимые блюда короля.

— Я не сомневалась, что вы заглянете ко мне, — пояснила Барбара. — Услышав о том, как вас обманули эти ужасные иностранцы, я сразу поняла, что нынче вечером вам понадобится утешение.

— Можно подумать, что известия о моих делах доходят до вас раньше, чем до меня, — хмурясь, сказал король.

— Ах, дорогой мой, все ведь знают, как я пекусь о вашем благополучии, вот и спешат сообщить мне все новости о вас. Поверьте, ваши заботы печалят меня не меньше, чем вас.

— И о чем же, кроме содержания мешков, вам успели сообщить?

— О том, что королева — чернявая особа очень маленького роста...

— По-видимому, ваш осведомитель просто хотел доставить вам удовольствие.

— Напротив, то был мой заклятый враг. Он же, кстати, говорил, что зубы у Ее величества торчат наружу, а на ее голову невозможно смотреть без смеха: куаферу, прибывшему вместе с нею, приходится по нескольку часов кряду корпеть над ее прической. Но забавнее всего, как мне говорили, наряд Ее величества с жесткой юбкой: он предназначен, по всей вероятности, для того, чтобы оберегать ее португальскую девственность от посягательств английских джентльменов.

Барбара рассмеялась, но в ее нарочито громком смехе король уловил нотки беспокойства.

— Что ж, — сказал он, — скоро мне представится возможность самому полюбоваться на это диво.

— Странно однако: как это вы не скачете во весь опор в Портсмут?

— Что ж тут странного? Я ведь обещал ужинать сегодня с вами.

— Да, это верно. И ваше счастье, что вы сдержали слово, не то потом я бы вам это припомнила!

— Барбара! Вы, кажется, забываете, с кем вы говорите.

— Нет, не забываю! — Ревность к королеве была слишком велика, чтобы Барбара могла ее заглушить. — Нет, — повышая голос, повторила она, — не забываю! Я говорю с отцом ребенка, которого ношу сейчас под сердцем! С отцом несчастного младенца, которому предстоит появиться на свет под недостойным его кровом! Да, он появится на свет здесь, в этом убогом жилище, а не в принадлежащих ему по праву дворцовых покоях — ну так что ж! Не ему первому придется испить эту горькую чашу.

— Вы говорите о младенце как о святом! — рассмеялся король. — Право же, Барбара, вы ничуть не похожи на пречистую деву.

— Не богохульствуйте! А впрочем, я скорее всего кончусь родами. Увы, я слишком много страдала все эти месяцы! А те, кому следовало бы за меня волноваться... Я не нужна им более.

— Вы сами навлекли на себя все свои страдания... Однако я шел сюда не затем, чтобы браниться с вами. Вероятно, вы правы, и мне следовало бы сейчас во весь опор скакать в Портсмут.

— Карл... сядьте, пожалуйста. Я прошу вас... Я вас умоляю!.. Неужто вы не поняли, отчего я мечусь сегодня как безумная? Мне страшно. Да-да, мне страшно! Я боюсь этой женщины, с ее торчащими зубами, чудовищной прической и глупыми фижмами; боюсь, что она меня возненавидит!..

— Она непременно так и сделает, если только ваши пути пересекутся.

Барбара побледнела и очень тихо сказала:

— Отведайте, прошу вас. Этого фазана готовили нарочно для вас.

Не поднимая прекрасных глаз, она поднесла ему блюдо с кушаньем.

После этого до конца ужина она уже не заговаривала о королеве, а щебетала мило и оживленно, как умела она одна, покоряя сердце короля непривычной мягкостью и услужливостью. Она была такой, какой он всегда мечтал ее видеть, и даже ее резковатые, хотя и прекрасные черты смягчились благодаря беременности. Она возлежала на кушетке, укрывшись ярким пледом, а ее золотисто-каштановые локоны струились по обнаженным плечам.

Вскоре явились еще гости, и она еще больше оживилась. Потом все ушли, король же, как всегда, остался и долго еще беседовал с Барбарой. Она была нежна, слезно молила простить ее за скверный нрав и клялась, что в будущем — если, конечно, ей суждено пережить эти роды — она постарается исправиться.

Он просил ее не говорить о смерти, однако Барбара снова и снова повторяла, что чувствует близость конца,, что роды — всегда тяжелое испытание для женщины, а тяжкие страдания, перенесенные во время беременности, нередко приводят к печальному исходу.

— Неужто вы страдали так тяжко? — спросил король.

— Ах, я знаю, что во всех моих страданиях виновата только я и моя ревность, но от этого мне ничуть не легче. И, вспоминая перед кончиной прошедшую жизнь, я сожалею о многих своих прегрешениях — но есть среди них одно, в котором никто и никогда не заставит меня раскаяться... Это любовь к вам, Карл. Позовите меня когда угодно — я приду. Ради вас я готова на все, даже на вечные муки.

Король заволновался. Он не то чтобы до конца ей поверил, но счел, что мысли столь возвышенные могли посетить ее только в минуту крайнего упадка сил; а потому он сделал все, чтобы по возможности ее успокоить. Она заставила его поклясться, что его женитьба не повлияет на их будущие взаимоотношения; для этого у нее должна быть должность при дворе, которая обеспечит им возможность часто видеться. В том, что таковая должность у нее будет — если, конечно, ей суждено выжить, — она нисколько не сомневалась — ибо разве король не обещал ей должность фрейлины у своей супруги? Она согласна даже служить его королеве, но расстаться с ним — никогда!..

— И пусть, — говорила она, — пусть хоть сотни королев съедутся к вам со всего света и привезут с собою миллионы мешков с сахаром и пряностями — но и тогда подле вас останется одна несчастная, которая будет любить вас до гроба, — ваша кроткая Барбара.

Эта новая Барбара, и впрямь кроткая и покорная, а потому совершенно незнакомая королю, представляла собою неодолимое искушение.