Сидони-Габриель Колетт - Клодина в школе Страница 31

Насморк прошёл. Вскоре я замечаю, что из-за предстоящих экзаменов в школе поднимается суета – сейчас конец мая, а «испытание» назначено на 5 июля. Жаль, что меня это не волнует, но другие тревожатся сверх всякой меры, особенно Люс Лантене, которая рыдает над каждой плохой отметкой. Директриса занимается всем сразу, но прежде всего своей хорошенькой помощницей, которая крутит начальницей как хочет. Эме удивительным образом преобразилась! Великолепный цвет лица, бархатистая кожа, ясные глаза (хоть медаль с неё чекань, как говорит Анаис) придают ей вид торжествующий и злорадный. Она за год так похорошела! Лицо теперь не кажется плоским, рот больше не кривится при улыбке, а белоснежные острые зубки так и сияют. Рыжая директриса не устаёт ею любоваться; она больше не сдерживает при нас постоянного желания потискать свою лапочку.

В этот тёплый день класс гудит – повторяют «отрывок», который придётся рассказывать в три часа. Я клюю носом, на нервной почве меня обуяла лень. Сил больше нет, и вдруг меня подмывает потянуться как следует, кого-нибудь оцарапать, вцепиться кому-нибудь в руку – жертвой, разумеется, оказывается моя соседка Люс. Я хватаю её за загривок и вонзаюсь ногтями прямо в шею; к счастью, она молчит, и мною снова овладевают вялость и раздражение…

Дверь открывается, в класс без стука входит Дютертр – в светлом галстуке, с развевающимися волосами, помолодевший, воинственный. У вскочившей директрисы едва хватает сил пролепетать «здрасьте», она прямо пожирает глазами красавца-доктора, не замечая, что её вышивка упала на пол. (Кого она больше любит: его или Эме? Странная женщина!) Класс встаёт. Из вредности я остаюсь сидеть, так что Дютертр, обернувшись, сразу обращает на меня внимание.

– Здравствуйте, мадемуазель. Здорово, детишки! А ты что развалилась?

– Я вся растекаюсь, у меня больше нет костей.

– Заболела?

– Нет, не думаю. Просто погода такая, да и лень напала.

– Ну-ка, поди сюда, я тебя осмотрю. Снова-здорово, затяжной осмотр под предлогом медицинского обследования? Директриса испепеляет меня негодующим взглядом: как я смею так себя вести, так дерзко разговаривать с её драгоценным кантональным уполномоченным. А чего мне стесняться! Тем более что ему самому весьма по вкусу такие развязные манеры. Я лениво тащусь к окну.

– Здесь плохо видно, мешает тень деревьев. Пойдём в коридор, там солнце. У тебя паршивый вид, дитя моё. Врёт как сивый мерин! У меня отличный вид, уж я-то знаю. Если же он считает меня больной из-за синяков под глазами, он ошибается. Наоборот это хороший признак – если под глазами у меня круги, значит, я хорошо себя чувствую. К счастью, уже три, иначе я поостереглась бы отправляться даже в застеклённый коридор с этим типом, которого боюсь как огня.

Он закрывает за нами дверь, и я, обернувшись, говорю:

– Вид у меня вполне здоровый. Что это вы придумали?

– Здоровый? А синячищи до самых губ?

– У меня просто такого цвета кожа.

Он усаживается на скамью и ставит меня перед собой, так что его колени упираются мне в ноги.

– Хватит молоть вздор. Лучше скажи, почему ты на меня всё время дуешься?

–..?

– Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Знаешь, твою мордашку трудно забыть.

Я отвечаю глупым хихиканьем. О небо, пошли мне ума и подскажи находчивые ответы, а то я чувствую себя такой безмозглой.

– А правда, что ты часто прогуливаешься в лесу одна?

– Правда. Ну и что?

– А то, плутовка, что ты, наверно, подыскиваешь себе дружка? Вот, значит, как за тобой присматривают!

– Вы не хуже моего знаете всех в наших краях. Неужели, по-вашему, тут хоть один годится мне в дружки?

– И то верно. Однако ты достаточно ветрена, чтобы…

Он хватает меня за руки – глаза сверкают, зубы блестят. Какая же тут жара! Хоть бы он отпустил меня в класс.

– Если ты плохо себя чувствуешь, почему бы тебе не прийти ко мне, ведь я врач.

Я сразу же говорю «Нет! Ни за что…» – и пытаюсь вырваться, но он держит крепко, его торящие глаза так и сверлят меня. Да, глаза у него красивые, ничего не скажешь.

– Детка, чего ты боишься? Ты не должна меня бояться! Может, ты принимаешь меня за грубияна? Тебе совершенно нечего опасаться. Ах, Клодина, прелесть моя, ты так мне нравишься – у тебя такие тёплые карие глаза, непокорные локоны! Я уверен, ты сложена как чудесная статуэтка…

Тут он вскакивает и ну обнимать меня да целовать. Я не успеваю вырваться: он слишком силён, крепок, а в голове у меня кавардак… Сподобилась приключения! Я сама не соображаю, что говорю, прямо-таки ум за разум заходит… Не могу же я заявиться в класс красная как рак, растерянная, сбитая с толку. И тут я спиной чувствую, что сейчас он опять полезет целоваться. Я открываю дверь на улицу и лечу во двор к колонке, где залпом выпиваю целую кружку воды. Уф! Теперь надо возвращаться… Он наверняка поджидает меня в коридоре. Чёрт! Если он снова пристанет, я закричу… Поцеловал он меня в уголок рта, по-другому не получилось, вот животное!

К счастью, в коридоре его нет! Прихожу в класс, а он стоит у стола и спокойно беседует с мадемуазель Сержан. Я сажусь на место. Окинув меня пристальным взглядом, он спрашивает:

– Ты воды не слишком много выпила? Когда девчонки хлещут холодную воду кружками, это плохо сказывается на здоровье.

На людях я не такая трусиха.

– Нет, я отпила лишь глоток, и с меня довольно! Он весело смеётся.

– Странная ты девица, но отнюдь не глупая.

Мадемуазель Сержан ничего не понимает, но тревожные морщинки, собравшиеся у неё на лбу, постепенно разглаживаются. Она презрительно наблюдает, как я говорю дерзости её кумиру.

Я счастливо отделалась – он просто дурак! Дылда Анаис чует что-то подозрительное и, не удерживаясь, спрашивает:

– Наверно, он опять тебя осматривал, раз ты так разволновалась?

Но уж она-то из меня ничего не вытянет:

– Вот тупица! Говорю же тебе, я ходила на колонку. Малышка Люс, ластясь ко мне как встревоженная кошка, тоже решается задать вопрос:

– Клодина, душка, скажи, для чего он потащил тебя в коридор?

– Во-первых, я тебе не душка, а во-вторых, это не твоё дело, заруби себе на носу. Ему надо было проконсультироваться со мной относительно унификации пенсионных пособий. Так-то!

– Ты со мной никогда не делишься, а я тебе всё рассказываю!

– Что «всё»? Больно мне надо знать, что твоя сестра не платит ни за свой, ни за твой пансион, что эта олимпийская богиня осыпает её подарками, что у неё шёлковые юбки, что…

– Замолчи, прошу тебя. Если узнают, что я тебе это рассказала, мне не сносить головы!

– Тогда не приставай с вопросами. Будешь умницей – подарю тебе свою красивую линейку из чёрного дерева, обитую медью.