Марина Маслова - Жизель до и после смерти Страница 31

— Я знала его лет десять назад, он был очаровательным юношей, таким наивным и романтичным, помню, был влюблен в Любочку Менделееву и все ходил за ней и вздыхал! Мы с Аней не раз подшучивали над ним.

— Я знаю, он мне рассказывал об этом, — Лидия улыбнулась, вспоминая, как жадно она читала его письма тогда и как раскрывали они для нее мир.

— Я завидую вам, Лидочка. У вас все будет хорошо и никакая война не сможет вас разлучить. Андрей ведь очень верный, он тебя не забудет.

— А разве можно во время войны забыть? Что же тогда помнить?

— Деточка, — засмеялась Ольга Михайловна, — ты так же наивна и романтична, как и Андрей. Мой муж, я уверена, сейчас не пропускает на фронте ни одной юбки, на ком бы она ни была надета — на сестре милосердия или на бабе из ближайшей деревни. Да и я особо не мучаюсь угрызениями совести… — она вздохнула, — Потому-то на вас так приятно смотреть, вы как герои пьесы: знаешь, что такого в жизни не бывает, но смотреть интересно! Я желаю вам счастья! Храни вас Господь!

Еще два дня Лидия с наслаждением окружала Андрея заботливым уходом, но интуитивно держалась на расстоянии, помня его отчаянное: «я слишком слаб для этого!». Но она всей кожей чувствовала его присутствие, ощущала его взгляд, как прикосновение, и все время казалось, что она теряет сознание от напряжения, с которым сдерживала желание прижаться к нему и целовать, целовать… Лидия обнаружила, что и его взгляд выражает такую же борьбу с желанием. Андрей не выдержал первым. Каждый вечер Лидия делала ему по совету кухарки компресс с медом на грудь. И вот, когда она пришла к нему в спальню с очередной тряпицей, намазанной густо медом, и положив на грудь, потянулась за компрессом, чтобы прикрыть сверху и завязать шерстяным шарфом, Андрей придержал ее за талию и уже не имея сил оторваться, прижал к себе, проводя полуоткрытыми губами по лицу, пока они не встретились в поцелуе. Про мед они забыли. Не отрываясь от ее губ, он раздевал ее, наконец, Лидия стала помогать ему, забравшись под одеяло, обнаружила, что осталась в одних туфлях, смеясь, скинула их, прижалась к нему всем телом и воскликнула вдруг:

— Я прилипла к тебе! Мы все в меду!

— Действительно, — облизнув ее плечо, подтвердил Андрей, — какой замечательный компресс, я завтра же буду здоров при таком лечении, — и он начал слизывать мед с ее тела, доводя до сумасшествия этой лаской.

Наконец, откинувшись в полном изнеможении и хрипло дыша, Андрей говорит:

— Даже если бы я знал, что потом обязательно умру, я не смог бы от этого отказаться. Я полтора года думал об этой минуте, Лидочка. Но и предположить не мог, что это будет так сладостно! Ты слаще меда!

— Ты не умрешь! Мы с тобой будем жить вечно. Теперь лежи спокойно, я все-таки принесу еще меда и сделаю новый компресс.

— Какое счастье быть с тобой. Лида, ты даже не представляешь! — Андрей поймал ее руку и прижал ее к лицу. Лидия почувствовала что по щекам его текут слезы. Она наклонилась и стала нежно целовать его.

Оставшиеся дни они ездили на прогулки по городу и к Днепру. Наступил конец марта, воздух наполнили совершенно весенние запахи, верба на берегу вся была в нежных желтых соцветиях, похожих на пушистых цыплят, сидевших на ветках. Андрей подставлял лицо солнцу, Лидия поправляла у него на шее шарф и они сидели в пролетке, держась за руки, а потом ехали обедать. Кухарка, невзирая на просьбы готовить для Андрея куриный бульон и другие легкие и питательные блюда, закармливала его наваристым украинским борщом с пампушками, кашей со шкварками, варениками, жареной уткой. Откинувшись на стуле после обеда, Андрей смеялся, когда она предлагала добавку, и хвалил ее стряпню. Вечером с медовым компрессом Лидия шла к нему в спальню. Она вся светилась от счастья, замечая, как окреп Андрей за эти дни, как все неистовей сжимает ее в объятьях, все ненасытней становится.

— Милый мой, — шептала она, — побереги силы. К осени тебе дадут, может быть, отпуск, а там уж и война кончится. Ведь она когда-нибудь кончиться?

— Непременно, моя радость. Ведь должны мы, наконец, пожениться! Сколько можно жить в таком сладком грехе, пора начинать жить в сладком супружестве. Может, во время отпуска мы поженимся?

— Я поговорю с мамой и напишу тебе.

Уезжала Лидия в Петроград в среду, Андрей должен был ехать на фронт в понедельник. Прощались они дома, целуясь без конца, на вокзале он посадил ее в поезд, они улыбались друг другу и обещали встретиться через несколько месяцев. Они не знали еще, что виделись последний раз в жизни.

К лету началось долгожданное наступление войск под командованием генерала Брусилова. Страна воспрянула духом, ожидая скорой победы и конца войны, но к осени, не дойдя до Кракова и так и не взяв Львов, боевые действия затихли и опять началась затяжная позиционная зимняя кампания. В начале осени, не дождавшись обещанного отпуска, Андрей попал в плен. Лидия этого не знала и, услышав «без вести пропавший», приготовилась к самому худшему. Она видела его лежащим с простреленной грудью в чистом поле, и его заносит осенняя листва, а потом присыпает снегом, и вот уже не найти места, где она могла бы упасть и зарыдать в своей дикой тоске. Или — еще хуже — представляла, как он с пулей в сердце падает в воду с недостроенного моста и река уносит его далеко. Ей всегда представлялось, что пуля попала не в голову, и хоть и не найдут его никогда, но лицо его остается чистым и таким, словно он заснул рядом с ней, усталый после любовных объятий, с таким же выражением нежности в уголках чуть улыбающегося рта. Лидия поняла, что начинает сходить с ума. Эти яркие видения по ночам вызывали утром такое опустошающее чувство утраты, что ей хотелось колотить руками по столу и кричать что-нибудь дикое. Когда через год, уже притупив первое отчаяние, она прочитала стихи своей любимой Цветаевой, стихи совсем не про это, а о любви и ревности, — она вздрогнула от точности слов, передающих все ее состояние в конце шестнадцатого года:

Мне этот час сужден — от века.Я чувствую у рта и в векахПочти звериную печаль.

Вот эта почти звериная печаль не давала ей жить как прежде. Получив сообщение, она бросилась к Ане и, рыдая в ее объятьях, повторяла только одно: «Ну почему, почему у меня нет от него ребенка! Без него я не хочу жить!» Аня пыталась утешить ее надеждой, что Андрей, может быть, жив еще, скорей всего в плену и скоро вернется. Вот кончится война, и вернется! Но Лидия уже не воспринимала такие предположения. Вот оно, то, чем пригрозил ей Гурский. Напрасно она просила Заступницу покарать ее и защитить Андрея. Как же еще ее можно было покарать, как не оставив жить с этим. Боль притуплялась только на сцене и Лидия, как одержимая, танцевала, танцевала. Когда она была на сцене, ей верилось, что Андрей видит ее, незримо присутствуя в зале, он ведь так любил смотреть на ее выступления. Она танцевала теперь только для него.