Принцессы оазиса - Лора Бекитт Страница 31

Недавно прошел столь желанный и редкий в пустыне дождь, и над песком возвышались травяные кустики. Бледно-зеленые стебли колыхались на ветру, словно о чем-то перешептываясь между собой.

Девочка улыбнулась, увидев напоминавший звезду цветок, такой же желтый, как песок, на которой он вырос. Присев на корточки, Анджум осторожно коснулась его лепестков. Она знала, что скоро он высохнет и будет печально шуршать на ветру пустой чашечкой, напоминая о недавнем чуде.

Она так увлеклась, что не услышала чужих шагов.

— Эй, кажется, тебя послали работать, а не рвать цветы! — раздался за спиной голос, и Анджум стремительно обернулась, а после вскочила на ноги.

Перед ней стоял Кабир. Она давно его не видела и сейчас заметила, как сильно он вытянулся. На нем были просторные штаны и длинная рубаха с кожаным поясом.

Он выглядел довольно привлекательным, но Анджум невольно подумала о том, насколько бегающий взгляд Кабира отличается от открытого, чистого взора Идриса.

— А ты как здесь оказался? — сказала она, стараясь не впускать в сердце страх.

— Я пошел за тобой.

— Зачем?

— Чтобы посмотреть, что ты станешь делать. И теперь вижу, что ты отлыниваешь от работы. Я расскажу об этом Данаб.

Анджум вспыхнула.

— Ты будешь вмешиваться в женские дела?

Кабир прищурился, и его губы растянула неприятная улыбка.

— Я хочу вмешаться в твои дела. Идриса нет, и потому тебя накажут.

— Зачем тебе это?

— Впрочем, если ты позволишь поиграть с тобой в одну игру, тогда я никому ничего не скажу, — вкрадчиво произнес он, не отвечая на вопрос.

Он сделал шаг, и она испуганно попятилась.

— Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого.

Протянув жадные руки, Кабир вцепился в рубашку Анджум и попытался повалить девочку на песок.

Она вырвалась с неожиданной силой, оставив в его руках лоскут ветхой ткани, и побежала по пустыне, словно преследуемый хищником дикий зверек.

Хотя Анджум мчалась стремительно, как никогда, ей все время чудилось, будто ее ноги увязают в песке. Сердце было готово вырваться из груди, а горячий ветер мгновенно высушивал слезы.

Лишь в изнеможении остановившись на краю оазиса, девочка поняла, что ее никто не преследует.

Разумеется, Анджум вернулась без саксаула и вдобавок потеряла топорик, потому получила хороший нагоняй от старшей служанки. Она никому ничего не сказала, но этот случай дал ей понять, что приносит взросление и чем чревато отсутствие защитников. Родители — она давно это чувствовала — были не в счет, а Идрис исчез из ее жизни.

Что сделали бы Гамаль и Халима, если б она рассказала им о поведении Кабира? Разволновались бы, принялись сокрушаться — и все.

Когда наступила ночь, Анджум вновь выбралась из шатра и уселась на песок.

Она посмотрела на Большой Гроб с вереницей плакальщиц 14 — созвездие, которое знал каждый араб, но столь мрачное название не нравилось девочке, и она перевела взор на Всадника 15, которого могли различить лишь самые острые глаза, а потом — на созвездие Волосы Вероники.

При взгляде в пучину Вечности, которая знала все тайны, но никогда не раскрывала их простым смертным, в голову Анджум вновь пришли болезненно-острые мысли о Байсан. Девочка коснулась того места, где синел треугольник. Сделал ли кто-нибудь татуировку ее сестре? Или теперь Байсан отличается от нее, Анджум, отсутствием этого обязательного для всех бедуинок знака?

Вот уже несколько дней шли столь редкие и долгожданные в этом краю дожди. Казалось, полуувядшие растения тянутся навстречу упругим прохладным струям.

Сидя на террасе, Франсуаза Рандель наслаждалась барабанящим звуком дождя, теплыми древесными ароматами, благоуханием оживших цветов, запахом прибитой к земле мокрой пыли, когда из пансиона явилась посланница с сообщением о том, что Жаклин заболела.

Вскочив с места, Франсуаза принялась расспрашивать, что именно произошло, но монахиня не знала подробностей. С трудом дождавшись Фернана и даже не дав ему сменить мокрую одежду, женщина велела немедленно запрягать коляску.

В кои-то дни очищенная от пыли мостовая блестела, словно политая маслом, над улицами повисла тепловатая сырость, а горизонт заволокло сеткой непрерывно моросящего дождя.

— Что могло случиться? Что? Что? — повторяла Франсуаза, не обращая внимания на то, что ей в лицо летят брызги воды, отчего поля шляпки обвисли, а пряди волос уныло свесились вдоль щек.

Фернан пытался успокоить жену, говоря, что все дети время от времени болеют, но она не слушала и ругалась на кучера, принуждая его поторапливать лошадей.

Свинцовое море мрачно поблескивало под таким же хмурым небом, по которому мчались рваные облака. Неукротимый ветер трепал паруса кораблей и упорно гнал волны на берег.

Неожиданно Фернан ощутил ту безотчетную печаль, от которой хочется плакать, которая вынуждает думать, будто в жизни произошло нечто непоправимое. Обычно при этом люди перекидываются словом с друзьями или ищут утешения в объятиях любимой женщины. Но ему оставалось лишь отгонять тяжелые мысли, повторяя себе, что все будет хорошо.

Сестра Доротея приняла супругов в своем кабинете.

— Еще вчера Жаклин была вялой и ела без аппетита, — сказала она. — А ночью у нее начался жар.

Мгновенно забывшая о правилах приличия Франсуаза напустилась на монахиню:

— Почему вы не известили нас раньше?!

— Обычно мы не спешим тревожить родителей и для начала вызываем доктора.

— Надеюсь, вы это сделали?

— Да. К сожалению, врач сказал, что едва ли это обыкновенная простуда. По-видимому, девочка подхватила серьезную легочную инфекцию.

При следующих словах Франсуазы на лице Фернана появилась краска неловкости и смущения.

— И это в заведении, которому мы платим такие деньги!

К чести сестры Доротеи, она сохранила прежнее самообладание — ее руки так же спокойно лежали на коленях, а тон оставался столь же вежливым и ровным.

— Могу сказать без преувеличения: мы хорошо заботимся о воспитанницах. Мне кажется, одна из причин внезапного недуга — происхождение вашей… дочери.

— Вы хотите сказать, что она ниже остальных! — взвилась Франсуаза.

— Нет. Просто другие девочки легко переносят прохладу и сырость. Иное дело — ребенок, который родился в пустыне.

— Вы позволите нам увидеть Жаклин? — промолвил майор, прерывая истерические замечания жены.

Сестра Доротея встала.

— Конечно, — сказала она, — идите за мной.

Жаклин лежала не в дортуаре, а в отдельной комнате, где окна были мокрыми от мелкого дождя и витала сырость. Однако сейчас так было во всех помещениях, потому что никому не приходило в голову снабжать местные жилища печами, если только речь не шла о кухне.

— Я заберу ее от вас, заберу навсегда! — пригрозила монахине Франсуаза, а Фернан склонился над