Барбара Эрскин - Дитя Феникса. Часть 2 Страница 32

– Нам сошьют новые платья к летнему празднику, – звонко щебетала Хавиза, спрыгивая с рук матери.

Элейн нежно посмотрела на дочку.

– Расскажи, какие они будут. – Но одновременно она мыслями была в конюшне, где стоял ее лучший жеребец с сильно пораненной ногой. Это был единственный сын Непобедимого, очень похожий на своего покойного отца, и ее любимец. Она решительно вернулась мыслями к ребенку и, наклонившись к Хавизе, обняла ее. Та продолжала щебетать.

– Мое будет желтым, с бантиками здесь, здесь и здесь. – Руки маленькой девочки летали вокруг ее маленькой фигурки. – А у Джоанны будет красное. А у Энкрет и Лиулфа тоже будут ленты на шеях, завязанные бантами, – у одной красный бант, а у другого – желтый.

Элейн засмеялась от восторга.

– Им это понравится, они очень тщеславные собаки.

Последнее время Элейн вела уединенный образ жизни.

Только однажды она выезжала в Абер, на похороны своей сестры Гвладус. Кончина сестры опечалила ее, но они со старшей сестрой не были близки – слишком уж велика была разница в возрасте. Элейн провела несколько дней у Маргарет и Ангхарад и в грустном настроении вернулась домой. Один или два раза она все-таки выезжала на празднества ко двору, и однажды – это было года два назад – она совсем не по своей воле побывала в Йорке, на свадьбе своего десятилетнего крестника, Александра, сочетавшегося браком с ее кузиной Маргарет, младшей дочерью короля Генриха. Там ее приняли холодно. Шотландская королева изводила Элейн издевками, и ее примеру следовали ее придворные дамы; к тому же она уставала от чрезмерного внимания и ухаживаний Малкольма, графа Файфа. Она вернулась домой, чувствуя себя одинокой и несчастной, и постаралась всех их забыть.

Теперь Элейн совсем не думала о Шотландии. Она запретила Ронвен предаваться воспоминаниям, а будущее ее не интересовало. Ей хватало настоящего. Она еще никогда не была так спокойна и довольна своим существованием. Пустота в ее сердце, которое раньше целиком занимал Александр, теперь почти исчезла, но все же осталась там, где-то в глубине, за глухой стеной. У нее были дети, лошади, собаки, – чего ей еще не хватало? Но то было днем, на людях. Иногда, ночами, во сне, Элейн позволяла этой стенке рухнуть и начинала воображать, что Александр с ней и он смотрит на нее, спящую. Но это была ее тайна, которую она не поверяла никому.

Одно в ее жизни осталось неизменным: она до сих пор больше всего ценила уединение. Элейн проезжала одна верхом на лошади многие мили, и только собаки служили ей защитой; она упорно спала в своих покоях одна, и ее приближенные женщины давно перестали этому удивляться. Им даже нравились ее чудачества. Она была их госпожой, графиней, а когда-то принцессой, и это они понимали; кроме того, она выращивала лучших лошадей на все десять графств королевства!

Элейн закрыла за собой дверь и, облегченно вздохнув, с наслаждением потянулась, подняв руки над головой. День был утомительный, но принес ей много радости. Рана на ноге ее любимого жеребца заживала, и приготовления к празднику были почти закончены, – за день они многое успели сделать. Она улыбнулась. Девочки от возбуждения были как в лихорадке. Их платьица были готовы, и она заказала у серебряных дел мастера в Уорчестере две серебряные браслетки с изящной гравировкой – подарки им к празднику.

Она подошла к окну и легла грудью на подоконник. Был великолепный июньский вечер, полный волшебных запахов лета – свежескошенного сена, запаха роз и жимолости, что исходил от живой изгороди внизу; и еще к ней долетал еле уловимый, тонкий аромат диких трав, слежавшихся вокруг холмов, которые немного напоминали ей воздух Уэльса.

Элейн нахмурилась. Казалось, это был момент настоящего блаженства, полного счастья, и все же на какую-то долю секунды она ощутила необъяснимую тревогу. Она смотрела вниз в темноту с горящими звездами над головой и слушала, слушала… Но, кроме обычных ночных звуков, не услышала ничего. Уняв дрожь, Элейн отвернулась от окна. Прежде чем позвать служанок, чтобы они расшнуровали платье и расчесали ей волосы, ей предстояло завершить еще одно незаконченное дело. Она подошла к письменному столу и взяла в руки письмо, которое там лежало. Оно было от Изабеллы. Это письмо затворнице удалось передать паломникам, остановившимся в монастыре по дороге в Кентербери; они благополучно доставили его, куда их попросили.

«… если вы попросите короля даровать мне свободу, он снизойдет к вашей просьбе. Он всегда благоволил к вам. Умоляю, ради любви Пресвятой Девы, помогите мне. Я погибаю в этой дыре…»

Элейн вздохнула. Наверное, сладкие ароматы июньской ночи с ее шепотами и шорохами проникают и сквозь узкие бойницы монастырских келий в Годстоу. Она напишет королю, это совсем нетрудно, и Изабелле тоже. «По крайней мере, это вселит в нее некоторую надежду», – решила Элейн. Она много раз до этого перечитывала письмо Изабеллы и размышляла над ним. Зная, что ей придется предложить несчастной кров и что ничего, кроме беспокойства, из этого не выйдет, она долгое время колебалась. Но ее долг – помочь этой женщине, и откладывать дело она уже не могла.

Свеча почти догорела, когда письма были закончены. Элейн позвала Несту.

– Отдай это Сэму, пусть скачет с ними сегодня вечером, сначала в Годстоу, потом в Лондон.

– Сегодня вечером? – Неста смотрела на нее во все глаза. – Миледи, да уже почти полночь!

– Да, сегодня вечером, – повторила Элейн.

Она подошла к окну и там ждала, когда вернется Неста. Перегнувшись через широкий подоконник, она смотрела вниз. Ею снова овладело странное беспокойство. Она напрягла слух. С пастбищ, где со своими жеребятами паслись кобылы, к ней долетали крики сов. Но к ним примешивались еще какие-то звуки, непонятные, новые. Тревога была в самом воздухе. Элейн уже давно такого не испытывала.

Ей захотелось убежать от окна, зарыться лицом в подушку, с головой спрятаться под одеяла. Элейн посмотрела на собак: обе они спали на отведенных им местах у очага, где догорал скупой летний огонек, оставляя кучку золы и пепла. Собаки ничего не чуяли. Элейн подошла к ним. Мурашки бегали по ее спине от страха; Лиулф поднял голову и посмотрел на хозяйку. Он почувствовал ее беспокойство и сразу же вскочил на ноги. Шерсть у него на загривке поднялась; в недоумении он вертел головой, ища источник опасности, угрожавший его любимой хозяйке.

Когда Неста вернулась, Элейн стояла рядом с собаками, ее руки лежали на их головах. Похоже было, что они прислушиваются к какому-то отдаленному шуму.

– Миледи?

Элейн помотала головой.

– Нет, ничего. Просто послышалось.

Она жестом приказала собакам лечь на место у очага и села, чтобы Неста расчесала ей волосы.