Александра Рипли - Из золотых полей Страница 34

Патент. У него есть патент на машину, производящую сигареты. Это сделало его самым счастливым человеком на свете, не так ли? Он подумает о патенте, и это поможет ему отделаться от хандры.

Мысли о патенте привели его к мыслям о Чесс… жене, которая появилась у него, когда он не был готов жениться. О жене, которая была старше его и выглядела старше своих лет, которая была бельмом на глазу у его матери, да и у него тоже. Слишком много в ней фасону с этими ее лайковыми перчатками и вечным задиранием носа и этим томным виргинским выговором. Она была обузой, бременем, которое тянуло его ко дну.

У нее нет сердца. Он согласился дать ей детей, и он выполнял свой долг, но от этого не было радости ни ему, ни ей. Ей-то что — она леди, а ни для кого не секрет, что леди только терпят эти вещи, а удовольствия от них не получают. Но он-то всегда получал удовольствие от секса. И даже больше, чем удовольствие. Он любил секс, любил сам язык, которым говорят тела. Он по-настоящему любил женщин, ему нравился их особый образ мышления, так отличающийся от мужского, их манеры, их разговоры. Они дарили ему счастье, и он им тоже. В общем и целом, у него была счастливая жизнь.

Пока он не женился. Почему владелицей патента не оказалась обычная сельская девушка, такая, как он? А если уж патент достался леди, то почему не молодой? Тогда он, может быть, и решился бы научить ее кое-чему. Но Чесс он никогда не посмеет предложить ничего, что хоть отдаленно напоминало бы игривый секс, который так ему нравился.

Но сделка есть сделка, и, заключив ее, мужчина не должен идти на попятный. Даже отец не пошел. Он выносил нрав ма, пока Нэйт достаточно не подрос, чтобы взять на себя заботу о семье, и только после этого ушел. Все эти годы он терпел и оставался на ферме, где вся жизнь сводилась к табаку.

Нэйт ненавидел табак. Ненавидел его сладковатый запах. Клейкую смолу на листьях, которая липла к рукам, к волосам и к одежде. Никогда не кончающуюся работу: сначала сажаешь, потом растишь, потом собираешь, сушишь, продаешь. И все время зависишь от погоды, болезней листа и рогатых гусениц.

Единственный способ вырваться из этого круга — самому изготавливать товар на продажу. Но, похоже, он уже опоздал. Магазины брали его кисеты, только если он сбавлял цену на цент. «На них нет спроса», — говорили владельцы. Если он хочет, чтобы спрос был, нужна такая же реклама, как у «Быка». Наверное, то же самое будет и с сигаретами, а у него никогда не хватит денег на рекламную кампанию. Да как ему вообще могло прийти в голову, что он может побить таких гигантов, как «Блэкуэллс» или «Аллен и Джинтер»?! Как он мог связаться с женщиной, которая крупнейшего табачного фабриканта в Виргинии называет «дядей Льюисом»? Он не из их компании и никогда ему до них не дотянуться, даже если его план сработает как часы. Если этого ждет от него Чесс, то она здорово просчиталась.

А собственно, чего она от него ожидает? Она сказала, что хочет быть его компаньоном. Но компаньоном в чем? Ему никогда не удастся даже найти тот участок для мельницы, который он ей обещал, не говоря уже о том, чтобы добиться успеха.

Его мысли ходили по кругу, втягивая его все глубже и глубже в омут злобной безнадежности. Когда огонь в очаге ослабевал, он подкидывал в него новую порцию дров, хотя по временам ему хотелось дать себе забыться сном, от которого он уже не проснется.

Когда через трещины в стенах стал виден серый рассвет, он встал и собрал свою высохшую, нагретую одежду. Но он не мог одеться, не помывшись, и вышел наружу в одних сапогах, чтобы найти льда и растопить его. От холода у него захватило дух. Но по крайней мере дождь прекратился, а вместе с ним и ветер.

В это мгновение до него донеслось журчание текущей воды. Хорошо, значит, ему не придется растапливать лед. Скользя по обледенелой земле, Нэйт спустился к быстрому черному ручью за домом. Вода была такой холодной, что обжигала тело, но он все равно плескал ее на себя. Уж лучше ледяная вода, чем грязь. Не помывшись, он снова начинал ощущать на коже табачную смолу, которая липла к нему всю его жизнь.

Огонь заревел в трубе, когда он бросил в топку последние дрова. От него шел приятный жар. Такое же тепло шло от его нагретого перед очагом костюма. И от остальной одежды.

Но лучше всего был другой жар, живительный огонь решимости и надежды, который ему возвратила ледяная вода ручья. Нэйт искал уже много недель, искал как раз то, что случайно нашел сейчас, когда уже был почти готов признать свое поражение. Брошенная, никому не нужная земля и незамерзающая проточная вода.

— Спасибо тебе, Господи, — просто и искренне возблагодарил он Бога.

Хандру как рукой сняло. Теперь он ясно видел дальнейший путь. Он был готов приступить к первому этапу своего плана. Он сделает все, что должен будет сделать. Поскорее бы рассказать обо всем Чесс! Она единственная, кому он может рассказать. Она верит в него. Она — его компаньон.

Глава 11

— Не ерзай, или мы не пойдем, — строго сказала Чесс, обращаясь к Сэлли.

По крайней мере она верила, что ей удалось придать своему тону строгость. Двухлетней Сэлли слова Чесс не показались особенно строгими, но она все же перестала вертеться. Она хотела сходить к Ливви Олдербрук, чтобы поиграть с поросятами. Их было десять — столько же, сколько пальчиков у нее на ручках. Так ей сказала Чесс. Угомонившись, Сэлли позволила Чесс обернуть их обеих теплой шалью.

Чесс навещала старую Ливви всякий раз, когда позволяла погода, что случалось нечасто, пожалуй, раза два в неделю, если везло. Идти было легко: сосны защищали тропинку от дождя, и на ней не было ни глубоких луж, ни грязи.

Ливви всегда была им рада. Она была радушной женщиной, и ее состоящая из одной комнаты хижина всегда была уютной и приветливой. Ее согревали кухонная плита и яркие краски ковриков из полосок ткани, продернутых сквозь мешковину, и пестрого лоскутного одеяла, которым была застелена кровать. И еще — присутствие Ливви. Чесс почувствовала себя лучше, едва переступив порог ее хижины. Два крошечных черно-белых поросенка спали в корзине возле плиты.

— Откуда вы узнали, что мы придем? — удивилась Чесс.

— Дождь кончился час назад, — ответила старуха, улыбаясь своей горделивой улыбкой. — Налей-ка нам кофе.

Ее руки были заняты изготовлением нового коврика.

Чесс наполнила две чашки из стоящего на плите кофейника, добавила сливок, сахару, плеснула в кофе Ливви домашнего пива. Полные чашки приятно грели ее озябшие руки.

— От Кэйта нет вестей?

— Нет.

Чесс дала Ливви ее чашку, села и стала медленными глотками пить свой кофе. Ливви знала, какое жгучее беспокойство терзает ее. Нэйта не было уже три недели, а ведь он сказал, что будет в отъезде всего одну. Старуха не пыталась говорить ей успокоительные глупости, она знала, что Чесс не станет лучше ни от каких слов, а только от вида Нэйтена, живого и здорового, вернувшегося домой.