Барбара Эрскин - Дитя Феникса. Часть 2 Страница 34

Малкольм спрыгнул с лошади и поклонился.

– Леди Честер! Давно не виделись.

Она улыбнулась в ответ:

– Рада видеть.

– Надеюсь. – Он проследовал за ней в большой зал старого дома.

Элейн распорядилась, чтобы в очаге снова развели огонь и зажгли свечи.

– Вы совершили долгое путешествие, сэр Малкольм… – сказала она, усаживаясь в кресло и указывая ему кресло напротив. Отдав дань вежливости, она продолжала: – Долгое, если вы едете из Шотландии.

– Я приехал из Файфа.

– Вы держите путь на юг? Наверное, в Бристоль, к королю?

– Нет. – Малкольм уселся в кресло. Подавшись корпусом вперед и опершись локтями о колени, он приблизился к ней и посмотрел прямо в глаза: – Я приехал за вами, – молвил он.

Элейн настороженно улыбнулась. Ею вновь овладело беспокойство.

– За мной?

– Вашего мужа больше нет в живых, Элейн. Вы можете снова выйти замуж. – Он говорил тихо, понимая, что за ним следят любопытные глаза растревоженных среди ночи домочадцев Элейн, толпившихся у дверей, которые вели в спальные покои.

– Нет в живых? – Этого она никак не ожидала. Слова поразили ее, как удар ножа. – Роберт мертв?

– А вы не догадывались? Вы уже два года не получали oт него писем.

– Кто вам сказал? Кто вам сказал, что Роберт умер?

– Мне сообщили мои люди. – Он с улыбкой откинулся в кресле. – Для меня судьба Роберта де Куинси всегда имела особое значение. Сведения, полученные мной, окончательно подтвердились. Он скончался и был похоронен. Он больше не вернется, чтобы изводить вас, как прежде. Вы свободны.

Но чувство облегчения, которое испытала Элейн, было недолгим. Она задумалась над тем, что сказал ей Малкольм.

– Если так, то я хотела бы впредь оставаться свободной.

С болью в душе Элейн осознавала, насколько она бессильна в этих обстоятельствах. Ворота были открыты по ее распоряжению, и это по ее приглашению Малкольм с тремя десятками вооруженных всадников оказался внутри стен замка. Эти люди, принимая вино, которым угощали их слуги герцогини, даже не сложили к ногам свои мечи. Заметив, как застыло его лицо, она сменила тон и уже более миролюбиво произнесла:

– Вы оказываете мне великую честь, милорд, но я никогда больше не выйду замуж. Я имею на то одобрение моего дяди, короля Англии. – Это была неправда, но Малкольм все равно не узнает этого, подумала она.

– Я не намерен спрашивать разрешения у вашего дяди, мадам. – Голос Малкольма слегка дрогнул. – Я слишком долго ждал. Теперь вы моя.

– Может быть, отложим этот разговор до завтрашнего утра? – Элейн лихорадочно искала выхода. Она заметила невдалеке Майкла; он стоял, опираясь на меч. Она сдвинула брови – еще никогда ей не доводилось видеть своего главного конюха с мечом в руке. – Вы и ваши люди, наверное, очень устали, а столь важные дела следовало бы обсуждать в более торжественных условиях…

Он тихо засмеялся:

– Что там обсуждать? Мы уедем этой же ночью.

– Нет! – Со сверкающими глазами она шагнула к нему. В зале настала мертвая тишина.

– Оставьте мой дом, сейчас же, или я позову стражу!

Неста стала тихонько прокрадываться к своей хозяйке, зажав в руке острые ножницы для рукоделия.

– Я думал, это вся ваша стража. – Малкольм с усмешкой окинул взглядом полутемный зал.

Там были все ее служанки, ее приближенные дамы, Хол, Майкл, мальчики, состоявшие при лошадях, даже Кенрик, ее повар, и с ним молодые поварята, а также три пажа, раньше служившие уже ей, а потом отданные на обучение рыцарю, который должен был обучить их всем премудростям рыцарского искусства. Элейн смертельно боялась за них всех. Отсутствовали только Сэм, Ронвен и Энни с детьми. Элейн вознесла в душе молитву Богу, поблагодарив его за то, что по ее просьбе Ронвен успела увести детей в лес. Повернувшись к Малкольму и глядя ему смело в глаза, она произнесла:

– Сэр, оставьте мой дом, пожалуйста. Сожалею, но ваши притязания напрасны.

В воздухе повеяло холодом.

– Уверен, вы притерпитесь ко мне, Элейн, и полюбите меня. Увы, поскольку ваш дядя король Англии и, как вы говорите, думает о своей племяннице, мне из политических соображений придется сделать так, чтобы он не знал, куда вы исчезли. Мы уедем тихо, навсегда растворимся в темноте. Если вы все сделаете так, как я скажу, никто не пострадает.

– Нет! – твердо произнесла она. – Я не поеду с вами.

– Боюсь, что мне в таком случае придется применить силу. Вы сами решили участь своих людей. Вы сами, леди Элейн из Честера, приговорили их к смерти! – Малкольм щелкнул пальцами, и его люди схватились за мечи.

Скрежет их о ножны отозвался непривычно жутко и дико в старом, гостеприимном доме.

Майки, не колеблясь, обнажил меч и с гневным криком кинулся к своей госпоже, но тут же был сражен мечом врага.

– Майкл! – услышала она свой душераздирающий крик, Малкольм рванулся к ней и, схватив за руку, с силой привлек к себе. Увидев это, Неста, верная, робкая Неста, занесла за его спиной руку – острия ножниц угрожающе сверкнули в ее руке. Но в этот момент оруженосец Майкла шагнул к ней – она упала с тихим стоном, пронзенная его мечом. Элейн ничем не могла помочь своим домочадцам. Малкольм, скрутил ей руки, поднял ее и понес огромными шагами через весь зал, где со страшными криками продолжали бороться люди. Она бешено сопротивлялась, но он не обращал на это внимания. Полутемный зал был залит кровью. На полу в лужах крови лежали женщины и мужчины. В глубине зала за возвышением огонь побежал по занавесям. Элейн видела, как один из людей Малкольма обходил зал с подсвечником, поднося его ко всему, что могло гореть.

Во дворе было холодно и тихо. Весь ужас неравной схватки и предсмертные вопли остались в замке. Не говоря ни слова, Малкольм перекинул Элейн через седло и, усевшись сзади, тут же послал лошадь галопом. Двое его людей поскакали за ним. Последнее, что она видела сквозь пелену своих распущенных волос, – это были два всадника, скачущие позади. Больше она уже ничего не видела, ее сознание помутилось. Лошади вырвались за ворота и понеслись по пыльной, залитой лунным светом дороге.

Годстоу

Трясущимися руками Изабелла вскрыла письмо. Печать графини Честер колола ей пальцы. Эта женщина распоряжалась собственной судьбой, была свободна! Она состроила злобную гримасу, глянув на сестру, ведавшую милостыней, которая сидела около нее. Четки в изуродованных ревматизмом пальцах перекрутились. Уж не думают ли они, что она ничего не заметила? Письмо было уже вскрыто. Печать поддели лезвием ножа, а потом расплавили, возможно, на лезвии того же ножа, только сначала раскалив его над огнем. Если потом подержать печать прижатой к бумаге, то она пристанет, как будто так и было.