Барбара Вуд - Свитки Магдалины Страница 34

– Почитайте его сами.

Джуди взяла чашку с кофе в руку, положила бумаги на колени и начала читать пятый свиток.

Долгое время тишину нарушал лишь проливной дождь, барабанивший в окна. Было слышно, как включается и выключается обогреватель – термостат поддерживал постоянную температуру. Пока Джуди читала перевод свитка, слышалось ее тихое и спокойное дыхание.

Бен сидел рядом с ней и рассеянно гладил Поппею Сабину, которая устроилась у него на коленях. Бен не мог оторвать глаз от лица Джуди и думал о ней, о том, почему он позвал ее.

Пока ее большие карие глаза медленно пробегали строчки перевода, Бен с радостью догадался, что она переживает давно минувший день в древнем Иерусалиме. Он задался вопросом: «Неужели только ради этого мне необходимо ее присутствие? Чтобы она разделила переживания Давида?»

В теплой и тихой квартире, пока осенний дождь неустанно барабанил в окна, Бен на шаг приблизился к пониманию того, зачем ему здесь нужна Джуди. В тепле и тишине мысли Бена уносились куда-то вместе со звуками ноябрьского дождя. Ему показалось, что в глубинах подсознания раздался тихий голос. Он прошептал: «Джуди здесь, потому что Давид хочет, чтобы она была здесь».

Когда Джуди дочитала до конца, она не шевельнулась, а продолжала смотреть на последнюю, только что прочитанную строчку. Левой рукой она почти у самых губ держала чашку с остывшим кофе и совсем забыла про нее. Рядом с ней сидел Бен, он еле дышал и витал в каких-то только ему видных сумерках.

Наконец она нарушила молчание.

– Как прекрасно, – прошептала девушка.

Бен посмотрел в ее сторону, пытаясь сосредоточиться. О чем он только что думал? Что-то о Давиде… Бен покачал головой и уже отчетливо разглядел Джуди. Его мысли начали блуждать. Он не мог вспомнить, о чем думал. Что-то о Давиде…

Мысли ускользали.

Бен откашлялся:

– Да, свиток замечателен. Знаете, у меня появляется какое-то странное ощущение, когда я читаю слова Давида. Кажется, будто… он разговаривает непосредственно со мной. Вы понимаете, что я имею в виду? Такое ощущение, будто он в любую минуту скажет: «Так вот, Бен…»

– Наверно, вы чувствуете некое родство с ним. У вас есть нечто общее. Тот же возраст, вы оба евреи, знатоки Закона Моисея…

Но сознание Бена уже не воспринимало ее голос. Его взор блуждал по стенам и застыл на акварели пирамид на фоне Нила. Голос Джуди вытеснил другой, он доносился издалека и говорил: «Бенджи, твой отец всегда говорил, что Господь знает путь праведных, а путь неправедных погибнет».

Иона Мессер. Иона бен Иезекииль.

Тут он представил Саула, такого крепкого и сильного, рядом с нежным поэтическим Давидом. Он представил Соломона Лейбовица, который расквасил носы польским забиякам.

«Неужели все это совпадение? – растерянно подумал он. – Я ничего не понимаю, Это выше моих сил…»

Тут снова прорезался голос Джуди.

– Уверена, в Давиде вы видите много своих черт, вот почему его слова столь важны для вас.

Бен смотрел на нее, сощурившись, и пытался сфокусировать взгляд на ее лице. Ему в голову пришла другая мысль… странная… неуловимая… В Давиде я вижу многие свои черты. Что это значит? Что это все означает? Эти совпадения… Давид разговаривает со мной…

Джуди наклонилась вперед, чтобы поставить свою чашку на стеклянную поверхность столика, и это движение, сопряженный с ним шорох вывели Бена из мечтательного состояния. Он опять покачал головой. Странные мысли. «Представить не могу, откуда они появились. Наверно, здесь слишком жарко. Может, я проголодался».

– Перекусить не хотите? – раздался голос Бена, испугавший его самого.

– Нет, спасибо. Мы с Бруно успели перекусить до того, как вы позвонили. – Отличный кофе, спасибо.

Они сидели и прислушивались к тихому стуку дождя и окно за их спинами, представляя замерзшие оголенные деревья и блестевшие от воды тротуары. Тут Джуди как бы невзначай спросила:

– Почему вы стали палеографом?

– Что?

– Почему вы стали палеографом?

– Почему? Ну… – Он нахмурился и думал, что ответить. – Прежде мне никто не задавал такого вопроса. По правде говоря, я и сам не знаю. Наверно, меня это просто интересовало.

– Всю жизнь?

– Насколько я себя помню. Еще мальчиком меня привлекали древние манускрипты. – Бен взял свою чашку и громко отхлебнул глоток кофе. Он сказал правду. Никто раньше ему такого вопроса не задавал, и, следовательно, он и не задумывался над этим. Теперь Бен погрузился в размышления и никак не мог понять, почему он занялся палеографией. – Видно, я просто влюбился в нее.

– Интересно. Но вы должны обладать терпением, какого у меня нет. В детстве вам основательно пришлось изучать религию?

– Да.

– Мне не приходилось. Мои родители следовали традиционному иудаизму. И даже при этом они не очень соблюдали законы. Я даже не помню, знала ли я тогда разницу между Иом-кипур[29] и Рош Га-Шана.[30] – Она отпила глоток кофе и раздумывала над тем, что собиралась сказать. – Вы были очень маленьким, когда покинули Германию?

– Мне было десять лет.

Она смотрела на него большими глазами столь выразительно, неотразимо, что Бен понял, о чем она думает. Джуди думала над тем, что он ни с кем не обсуждал. Он не обсуждал это даже с Энджи и понял, что близко подошел к опасной черте и вот-вот заговорит на эту тему.

– У вас есть братья и сестры?

– Нет.

– Вам везет. Я была лишь одной из пятерых детей. Трое братьев, одна сестра и я где-то посреди них. Боже, какой это был сумасшедший дом! Мой отец работал портным, у него было свое ателье, что позволяло нам жить относительно безбедно. Рахиль, моя маленькая сестренка, все еще живет с родителями. Остальные дети обзавелись семьями. Знаете, – она тихо рассмеялась, – мне так часто хотелось быть единственным ребенком. Вы счастливчик.

– Как сказать, не знаю, – холодно ответил он. Как часто он еще мальчиком жалел, что у него нет братьев и сестер! – Вообще-то у меня был старший брат. Но он умер до того, как я успел узнать его.

– Как жаль. Вы много помните о Германии?

Взгляд Бена застыл на Джуди. Странно, но ему было приятно разговаривать с ней. Он понимал, что его вызывают на откровенность, – как только Джуди расскажет о своем прошлом, ему будет легче поведать о собственном.

– Вам хочется узнать, что означало быть евреем к Германии во время войны, – наконец сказал он.

– Да.

Бен задумчиво посмотрел на свои руки. «Похоже, сегодня первый день, когда придется выдать тщательно скрываемую тайну, – подумал он. – Сначала Энджи, затем кошмар, а теперь еще вот это. Одно откровение за другим».

– Знаете, я ни с кем не разговаривал о том периоде в моей жизни. Даже моя невеста не очень много знает о моей жизни до двадцатилетнего возраста, и она вполне довольна этим. Почему это вас так интересует?