Карин Монк - Твое нежное слово Страница 35

– Она этого не делала. Она умерла, когда мне было десять, а вернувшийся в Лондон отец толком не знал, что со мной делать. Я просила его взять меня в Африку. Он так и сделал.

– Должно быть, для вас было невероятно трудно оставить дом, все, что вы знали, и отправиться в чужой край.

– Потеря матери была мучительной. Жить с отцом было легко. Не имело значения, куда он меня везет, лишь бы мы были вместе.

Саймон молча обдумывал ее слова.

– А когда в вашу жизнь вошел Зареб?

– Зареб стал другом моего отца задолго до того, как я оказалась в Африке. Когда мы прибыли на корабле в Кейптаун, Зареб встречал нас. Он положил руку мне на щеку и пробормотал несколько слов, которых я не поняла. Потом он наклонился, посмотрел мне в глаза и сказал, что всегда будет защищать меня. – Камелия засмеялась. – Должна признаться, в те времена я немного побаивалась его. Я никогда не встречала в Англии никого похожего. Но Зареб остался верен своему слову. Он всегда был рядом и следил за мной внимательнее, чем мать, отец или гувернантка. Он имел обыкновение говорить мне, что духи принесли ему меня в подарок, вот почему он так обо мне заботится. Я думаю, что это был способ заставить меня почувствовать, что я принадлежу Африке. А я в то время знала только одно: я отчаянно хочу быть вместе с отцом.

Перед Саймоном сидела, закутавшись в одеяло, взрослая Камелия, а он легко представил себе испуганную, но решительную маленькую девочку, которой она когда-то была.

Ее отец любил Африку, а она любила отца и хотела быть вместе с ним, особенно после смерти матери. Теперь, когда лорд Стамфорд тоже умер, Камелия настроена продолжать его работу. Не только потому, что хотела защитить его наследство, как думал Саймон, хотя, конечно, отчасти из-за этого.

Камелии нужно продолжать раскопки в Пумулани, потому что это делало ее ближе к отцу, которого она обожала.

– Если вы решили провести всю жизнь на раскопках в Африке, что станет с бедным Уикемом?

– Эллиот на самом деле не хочет жениться на мне, – уверила его Камелия. – Он чувствует обязанность заботиться обо мне, потому что мы долгие годы были близкими друзьями, и потому что он любил моего отца. Он хочет жениться на той женщине, какой, по его мнению, я могу стать, если он заставит меня остепениться и походить на других.

– Вы в этом уверены?

– Да, только он этого не понимает. Но, думаю, поймет, когда увидит, как плохо я подхожу для жизни в Лондоне. Он был весьма раздражен тем, как я разговаривала с лордом Багли сегодня вечером. И, честно говоря, я не думаю, что буду хорошей женой, – беззаботно продолжила Камелия, не слишком обеспокоенная этим фактом. – Я понятия не имею, как вести домашнее хозяйство, воспитывать детей и совершенно не могу держать язык за зубами, когда кто-нибудь говорит или сделает что-то, по моему мнению, оскорбительное и обидное. Я не могу усидеть дома больше месяца-двух, мне нужна свобода, работа. И, конечно, Зареб и мои животные всегда останутся со мной. – Веселые огоньки вспыхнули в ее глазах, когда она закончила: – Не много мужчин, увидев все это, сочтут меня привлекательным подарком!

Она абсолютно права, подумал Саймон. Большинство сочтут упорную молодую женщину, которая тратит жизнь, выкапывая кости в Африке в окружении экзотических животных, неподходящей женой. Но именно это делает ее такой очаровательной. Камелия жила по собственным принципам. Ее не интересовало, что другие думают о ней, если это не касалось ее достижений в археологии. Она решила продолжить дело покойного отца и осуществить его мечту, невзирая на риск и жертвы.

Тронутый и очарованный, Саймон снова отпил глоток бренди. Какого черта Уикем не ценит Камелию такой, какая она есть, а пытается превратить в пустую куколку, какой она никогда не станет?

– Не буду вам больше мешать, – сказала Камелия, вставая с кресла. – Чем скорее вы сделаете насос, тем скорее мы можем уехать в Южную Африку.

Саймон встал. Она права, ему действительно нужно вернуться к работе. Но ему почему-то больше не хотел ось до утра сидеть в кабинете, просматривая расчеты и чертежи.

– Вы ведь ужасно скучаете? – спросил он, провожая Камелию к двери.

– Я тороплюсь вернуться к работе.

– Я не имел в виду раскопки. Я говорил об Африке.

– Да, – кивнула Камелия.

– На что она похожа?

– Южная Африка – это… рай, – просто ответила Камелия. – Это место разительных контрастов, но они великолепны. Там самый синий, самый чистый, самый теплый океан. Когда с неба льётся солнечный свет, кажется, что тысячи звезд упали от небес и танцуют на волнах. Там невероятно разнообразная растительность, там зреют самые сладкие плоды на свете. Что-то гладит тебя по щеке и ерошит волосы столь нежно, что сначала этого не замечаешь, пока наконец не поймешь, что это океанский бриз ласкает тебя. В глубине страны становится жарче, земля сухая и недружелюбная, но еще более прекрасная. Она раскинулась подобно бескрайнему золотистому морю с зелеными пунктирами кустарников и пучками травы. Древние горы тянутся в небо и каждое утро пытаются коснуться солнца, а когда небо темнеет и поднимается луна, их зубчатые черные пики вызывают трепет. Земля постепенно погружается в сон. И когда стоишь под яркой луной в полном одиночестве и слушаешь стук своего сердца… Нигде на свете вы не найдете большей красоты.

Одеяло, в которое завернулась Камелия, немного съехало, словно она вдруг ощутила теплую ласку африканского бриза. Она искренне смотрела в глаза Саймона, пытаясь заставить почувствовать, каково стоять под африканской луной. Это было прекрасное мгновение.

Ошеломленный Саймон смотрел на Камелию. Он никогда не стоял под африканской луной, но был совершенно убежден, что ничто не может сравниться с красотой стоявшей перед ним женщины. Она волшебница, решил он, хотя его научный ум знал, что их не существует. Волшебница, потому что плела свои чары, мощные и невидимые, пока Саймон не забыл, кто он. Запутанные воспоминания о прошлом и неумолимо логичные требования будущего вдруг растаяли, и остался только этот миг и женщина в ночной рубашке и небрежно наброшенном одеяле. Ее глаза искрились от воспоминаний о мире, который она любила и о котором тосковала всеми фибрами души.

Что-то в ней тянулось к нему, Саймон чувствовал это так же отчетливо, как она – легкий ветерок, о котором рассказывала. Запах экзотических цветов окутал его, и внушающая трепет тишина африканской ночи разлилась в комнате. Саймон наклонялся к Камелии, чувствуя, что теряет разум, и – невероятно! – его это не волновало.

«Только один поцелуй», – пылко сказал себе Саймон и, не спуская глаз с Камелии, наклонился к ее рту. Она держалась совершенно спокойно, не открыв губ, но и не отступив. Ее дыхание мягко ласкало его небритые щеки, столь же теплое и нежное, как океанский бриз, о котором она говорила. Аромат солнечного света и цветущих лугов заливал его, и он уже не знал, день сейчас или ночь, Лондон или Африка. Камелия вздохнула, ее губы чуть приоткрылись в приглашении, которое Саймон нашел удивительно застенчивым, неопытным и прекрасным. Она не его – он понял это сразу, когда провел языком по следам бренди на ее бархатистых губах, клянясь, что остановится в любой момент.