Креолка. На острове любви - Сойер Шерил Страница 36

Послышалось какое-то движение; резная панельная обшивка была старой и пористой, наверху скрипели половицы. Айша поймет, когда Жервез начнет подниматься, сейчас он совещался с экономкой. Как только он отпустит ее, эта женщина поднимется этажом выше. Мадам де Графиньи уже отправилась к себе, и ее голос все еще был слышен: слугам приходилось слушать ее до тех пор, пока она не уснет.

Наконец Айша услышала, как экономка поднимается по лестнице, и вскоре после этого в коридоре раздались мужские шаги. Они остановились перед ее дверью, и Айша застыла. Когда Жервез постучал, она, сделав над собой усилие, пригласила его войти.

Жервез закрыл за собой дверь и критически разглядывал Айшу.

— На вид тебе не больше пятнадцати. — Он провел пальцами по секретеру орехового дерева и задернул занавески, проверяя, выполняются ли его указания: Жервез велел слугам создать ей уют. — Но тебе девятнадцать лет, — продолжил он. — Месяц в месяц, ибо, насколько мне известно, ты родилась в марте 1737 года. Так что я не взял в жены ребенка, хотя любого, кто так подумает, видя нас вместе, можно простить.

Жервез уселся за стол, чувствуя себя совершенно непринужденно, и тихо спросил:

— Ты ничего не хочешь сказать или спросить? — Айша покачала головой, и он продолжил: — В семействах будущих супругов принято обсуждать владения и приданое до того, как они поженятся: мы избавлены от такой необходимости. Мы сами во всем разберемся. На это не уйдет много времени, ибо у нас одна семья. По крайней мере с той стороны, которая важнее всего. — Айша смотрела на него, ничего не понимая. — Ты ведь имеешь хотя бы отдаленное представление о том, кто твоя мать. Разве не так?

Она снова покачала головой.

— Но эта брошь? Я немного разволновался, когда ты сказала, что это ее брошь… я почувствовал, что ты подошла близко к правде… видно, это не так. Тогда позволь мне в качестве свадебного подарка раскрыть тебе факты, касающиеся твоих родителей. Твоей матерью была мулатка из Нанта, низкого происхождения. О ее нравственности не приходится говорить. Она так и не вышла замуж, и у нее родился всего один ребенок — ты. Твой отец — Поль-Арман ле Бо де Моргон, мой кузен. Он же и твой хозяин.

Это показалось Айше столь нелепым, что она рассмеялась, но звук собственного голоса в этой тихой комнате испугал ее, и она осеклась. Жервез продолжил, не давая ей вставить ни слова:

— У них завязался роман, затем он вышвырнул ее. Когда ребенок должен был появиться на свет, она без гроша в кармане села на корабль, отплывающий на Мартинику, чтобы увидеть его и молить о помощи. Она умерла в Форт-Рояле, не успев произнести его имя. Так что он до сих пор не знает, что ты сейчас его единственный оставшийся в живых ребенок.

— Этот дьявол мне не отец! Я не верю тебе!

— Повторяю: ты его единственный оставшийся в живых ребенок. Твои единокровные сестры, Люси и Марго, погибли. И твой брат Голо — тоже. Больше никого не осталось.

— Голо?!

— С ним произошел несчастный случай. Я выяснил это, отправив своего человека на Мартинику. Он там разобрался во всех делах Поля-Армана. Я также просил его навести кое-какие справки о тебе, так сказать, мимоходом. То, что он рассказал о твоем рождении, заинтересовало меня. Видишь ли, несколько лет назад впервые занявшись французскими делами Поля-Армана, я разговаривал в Рошфоре с агентом по снабжению, и он поведал мне историю твоей матери. Похоже, до того, как отправиться из Рошфора на Мартинику, она обратилась к нему за помощью, и этот агент оплатил ей часть дороги. Когда мой человек вернулся из Мартиники, я обнаружил связь между этими двумя историями: год, появление твоей матери и то, что ее никто не знает в Форт-Рояле. Не вызывало сомнений, что она та самая молодая женщина, которая села на борт корабля в Рошфоре. Все это я тщательно проверил, но полной уверенности у меня не было. До того самого вечера, когда ты сама все подтвердила, надев брошь и сказав, что ее носила твоя мать.

Айша поднесла руку к тому месту, где обычно находилась брошь, и вцепилась пальцами в халат.

— Как ее звали?

— Анна Дарье. Она работала продавщицей. Ее отец был чернокожим вольноотпущенником, а мать — прачкой из Бретани. До кончины родителей она вела вполне респектабельную жизнь. После романа с твоим отцом у нее начались новые приключения с одним агентом, но тот не горел желанием растить ребенка другого мужчины и выгнал ее. Хотя позднее он сжалился и давал ей деньги, чтобы отделаться от нее.

— Если хозяин — мой отец, то мадемуазель Антуанетта — моя тетя. А ты мой кузен. Не могу поверить в это!

— Готов показать тебе все документы. Ты должна поблагодарить меня: не часто случается, чтобы молодая женщина обрела всю семью за одну ночь. Кстати, наши отношения не противоречат закону. Поэтому не смущайся из-за того, что вышла за меня. — Жервез насмешливо улыбнулся. — Мы многократно связаны родственными узами. Не следует забывать еще кое о чем: тебе известно, что ты стала свободной женщиной? — Айша смотрела на него и видела, что он доволен собой, как человек, который по выгодной цене приобрел товар или выиграл партию в карты. — Как дочь свободного человека, по закону ты свободна с четырнадцати лет. Свободным был и Голо, твой единокровный брат. Поэтому тебе нечего опасаться преследования. Должен сказать, твой хозяин, он же твой отец, не сможет причинить тебе зла.

Айша встала:

— Угрожая мне, предлагая мне руку, ты уже знал, что я не рабыня.

— Совершенно верно. По правде говоря, я не предложил бы тебе руку, если бы точно не знал, что ты дочь Поля-Армана.

— Ты вынудил меня стать твоей женой, ублюдок.

Жервез рассмеялся:

— Моя дорогая, подумай, кого ты обзываешь ублюдком. Садись и слушай. Я тебе не вру — настала пора строить будущее, зная все факты. Сначала позволь мне все объяснить, затем мы рассмотрим твое положение.

Карие глаза спокойно и почти весело смотрели на нее. Позади Жервеза она увидела свое отражение в большом зеркале: призрачно-бледную девушку с блуждающими глазами, стоявшую посреди комнаты и будто собиравшуюся бежать. Но, как и прежде, Айше было некуда бежать. Она снова села.

Жервез продолжил:

— Поль-Арман ле Бо совершенно лишен чувства приличия и надежности, если только речь не идет о близких членах семьи. Он мог бы оставить мне всю свою землю и состояние, но не сделал этого. Все это я получу лишь после смерти его сестры. Поскольку твой отец — глава старинной знатной семьи и прямой наследник, он также может восстановить титул маркиза де Моргона, а в таком случае наследство после его смерти непременно достанется мне, поскольку этот титул переходит по мужской линии. Полю-Арману ничего не стоило бы восстановить его: ему лишь пришлось бы внести солидный дар в военный фонд и в Версале. Тогда все лезли бы из кожи вон, чтобы дать ему этот титул. С другой стороны, у меня нет такой возможности; я мог бы всю жизнь прилежно служить, но выше того, что я сейчас имею, мне ничего не получить.

— Значит, ты намеревался сделать его своим должником, заставить поступать так, как тебе хочется?

— Да. Как и ты. Вот видишь, как я пришел к убеждению, что мы созданы друг для друга.

— Что ты хочешь этим сказать?

— А! Значит, за этим презрением скрывается любопытство? Когда я последний раз видел твою тетю Антуанетту и поинтересовался, насколько велики потери кузена, она мне рассказала больше, чем соизволил бы он сам. Видно, он был глупо привязан только к своей жене и дочерям. Сестра называет чудом то, что он живет и дышит после того, как те погибли. Трудно поверить, но для этого человека имеют значение лишь ближайшие члены его семьи. Моя дорогая жена, кроме тебя, у него никого не осталось. Когда первое смятение пройдет и Поль-Арман соберется с мыслями — у него было не все в порядке, когда я видел его в последний раз, — кто знает, не обретет ли он успокоение, узнав, что его дочь жива?

— Он плюнул бы мне в лицо. Он хлыстом прогнал бы нас со своего порога. Разве тебе непонятно, что чем больше он горюет по ним, тем сильнее будет ненавидеть меня? Голо был его сыном, а он искалечил его, заставил жить в страхе. Если бы я переступила порог его дома, он обошелся бы со мной хуже, чем с Голо.