Вирджиния Хенли - Соблазненная Страница 37

Адам решил наедине переговорить с прислугой, чтобы облегчить жизнь Джону Буллю и Киринде, которые, он знал, пока не обвыкнутся, будут чувствовать себя как рыба, вытащенная из воды.

— Спущусь вниз познакомиться с прислугой, — сказал он, беря в руки клетку с Рупи. Фентон спустился с ним, показывая путь.

Сэвидж решил, что самое подходящее место для скворца — прихожая, где покрытый керамической плиткой пол можно без труда убрать. Затем вошел на кухню и представился.

— Мои люди с Цейлона, несомненно, покажутся вам странными. Мой человек привык руководить многочисленный челядью и может произвести впечатление слишком властного. Я хотел бы попросить вас постараться быть дружелюбными, а если возникнут какие-либо трудности,

не стесняйтесь обращаться прямо ко мне.

Миссис Хогг с опаской разглядывала его. Она еще не встречала такого грозного на вид человека, хотя и знавала властных людей, но ей было не по нутру прислуживать иноземцам.

— Трудности, сэр? — переспросила она.

— Возможно, я накликаю неприятности, которых на самом деле и не будет, — мягко поправился он. — Если и возникнут трудности, то, пожалуй, только с продуктами.

Миссис Хогг сердито поджала губы. Никто еще ни разу не жаловался на то, как она готовит.

— На Цейлоне пища сильно сдабривается специями, и мы едим много фруктов и овощей. Когда много лет назад я жил в Лондоне, единственным овощем, насколько я помню, была репа, которую я терпеть не могу. Я был бы признателен, если бы вы брали с собой моего человека, когда пойдете покупать продукты, и отвели ему местечко на кухне, где он мог бы готовить национальные блюда.

Если бы посмела, миссис Хогг отказалась бы.

— Большую часть дня я буду отсутствовать по делам. Благодарю вас за сотрудничество.

После его ухода повисло зловещее молчание, потом сразу заговорили все трое. Фентон, чувствуя себя довольно глупо из-за того, что человек, которого он принял за принца, оказался всего лишь лакеем, сказал:

— Что до меня, то пусть все делает его прислуга.

— А я не потерплю, чтобы лезли ко мне на кухню. Терпеть не могу иноземцев!

Дора, наделенная богатым воображением, вставила:

— Да он один из, как их, набобов. Держу пари, что она из его гарема.

Миссис Хогг, только что утром накупившая репы, следующие полчаса гремела котлами и сковородками. Услышав пронзительный крик: «Содом и Гоморра!» — выбежала в прихожую узнать, кто там богохульствует.

— В чем дело? — потребовала она ответа у Доры.

— Это их птица.

— Терпеть не могу птиц. Нечего ей здесь делать с бесстыжим языком. Ей место в подвале!

Дору распирало любопытство, чем занимаются новые обитатели. Под видом уборки она поднялась наверх подслушать их разговор и заглянуть в замочную скважину. Джон Булль как нарочно в этот момент открыл дверь. Увидев стоявшую на коленях горничную, он удивился странному обычаю.

— У вас в эту дырку молятся? — спросил он.

— Ничего такого я не делала! — огрызнулась она.

— Я не обвиняю тебя в том, что ты подглядывала, хотя мне теперь ясно твое намерение.

— Я не подглядывала! — твердила Дора.

— Теперь к тому, что ты подглядывала, еще добавляется ложь. Что ты так смотришь на мою голову?

Шмыгнув носом, Дора решила, что наступление — лучший вид обороны.

— Что это ты намотал себе на голову? Джон Булль гордо выпрямился, думая, как бы объяснить это особе женского пола явно ниже его по положению.

— Это часть моей форменной одежды. Как, скажем, этот кусок материи у тебя на голове!

— Кусок материи? — задохнулась от оскорбления Дора. На ней был чуть ли не самый лучший ее чепец. — У меня чепцы, а не какие-то тряпки. Этот из настоящего льняного полотна. И кружева с мушками.

— Мушками? — Джон Булль пришел в ужас. «У нее насекомые. Тогда понятно, почему у нее на голове такая отвратительная шапка!»

— Да, — гордо подтвердила Дора.

— Не подходи ко мне. Ты грязная.

— Грязная? — взвизгнула она.

— Ты освобождена. Кыш, ныш.

— Не тебе меня прогонять… не успел приехать, а… подохнуть можно!

— Я приехал в Англию не умирать, а жить!

Спустившись на кухню, он столкнулся с грудастой толстой кухаркой.

— Позвольте представиться. Я Джон Булль.

— Если ты Джон Булль, тогда я царица Савская, — объявила она.

— Савская? Значит, ты не женщина — свинья? — слегка озадаченно спросил он.

Дора прыснула, тогда как миссис Хогг[1] побагровела.

— Значит, женщина-свинья? Издеваешься над моей фамилией? — вскипела она.

— Нет-нет, мадам. Уверяю вас, я вполне серьезно.

— Для тебя я миссис Хогг. И требую здесь, на кухне, уважения. Терпеть не могу, когда лезут не в свои дела.

— Я не имел намерения вмешиваться в ваши дела, мадам, или в дела этой женщины с насекомыми. Я пришел взять ломтик фрукта для скворца моего хозяина, его сегодня не кормили. Кстати, где птица?

— Съела я ee! Спустила вниз, там и оставила!

— Я бессловесный!

— Хочешь сказать, безмозглый.

— Я мог бы сказать что-нибудь непристойное, но воздержаюсь! — произнес Джон Булль, с достоинством покидая кухню и направляясь наверх, где оставался до конца дня.

Дома Сэвидж получил записку от мистера Уотсона, в которой сообщалось о подходящем доме, но, прежде чем отправиться к своим поверенным, он решил зайти на Савил-роу к рекомендованному ему портному. Входя в это фешенебельное заведение, он чувствовал себя несколько неловко, так как ни разу не бывал в магазинах мужской моды. В молодости он носил одежду из вторых рук, а в индийских владениях портной являлся к нему на корабль или на плантацию.

Приказчики в магазине были законченными снобами и с презрением относились ко всему, что не являлось криком моды, но, обнаружив, что за деньгами дело не станет, они расстелились перед ним. Не забыв сказать, что одевали самого принца Узльского, они заверили Адама Сэ-виджа, что превратят его из неуклюжего жителя колоний в верх совершенства. Тут же они поняли, что индийский дикарь имеет собственное мнение и сильную волю.

Он заказал две дюжины белых рубашек и шейных платков из тончайшего материала, но самого простого покроя. С него сняли мерки для синего, темно-красного и черного сюртуков из материала высшего качества и скромных жилетов слегка контрастирующих цветов. Он заказал удобно сидящие бриджи, застегивающиеся на Щиколотке шаровары и полдюжины пар лосин. Купил перчатки для верховой езды и езды в карете, но его не смогли уговорить на перчатки из собачьей шкуры, на которых все помешались. Купил бобровую шапку, но они были шокированы, когода он отказался от всех треуголок и париков под них, какие ему показали. Ему говорили, что его ни за что не примут в свете, если он будет упрямиться и носить собственные ненапудренные волосы. В конце концов его уговорили на вечерний костюм из черного атласа, но никакие уговоры не помогли, когда зашла речь о белых Рейтузах. Он купил себе цилиндр, плащ с пелериной и даже шелковые чулки, но рассмеялся в лицо, когда башмачник предложил туфли на высоких каблуках.