Елена Хаецкая - Византийская принцесса Страница 37

— Почему вы так не желаете восстановить справедливость?

А Тирант ему ответил:

— Что ж, если вы сейчас поднимете бунт, я не стану больше вас останавливать. Ступайте и погубите нас всех ради минутной наживы. Но знайте, что потом, когда оба мы будем мертвы, я призову вас к ответу, и мы станем судиться перед самим Господом Иисусом Христом, и вот тогда — берегитесь!

Сеньор Малвеи, который стоял неподалеку и слышал весь этот разговор, воскликнул, глядя на Тиранта во все глаза:

— Что это вы такое говорите?

Тирант не отозвался, а Диафеб ответил сеньору Малвеи:

— Можете мне поверить, мой брат поступит ровно так, как обещал.

Но для большинства из находившихся в шатре немногого стоили подобные угрозы или доводы рассудка, и они продолжали гневно кричать о том, что герцог Македонский поплатится за свою дерзость и отдаст долю добычи тем, кому она принадлежит по закону.

Так они шумели и угрожали севастократору, и это продолжалось какое-то время.

Тирант же сказал сеньору Малвеи так, словно они находились в шатре вдвоем и вели дружескую беседу:

— Я все еще не верю тому, что слышу! Неужели из-за денег вы так ненавидите меня, что желаете убить?

— Не вас! — раздался голос одного из сеньоров. — Не вас, а герцога Македонского!

— Так это ради золота? — Тирант быстро повернулся к нему. — Ради золота мы бились? Ради золота проливали кровь? Боже, помоги мне! Вам, жадные и алчные, я отдам мою часть добычи и все, что имею, но только не уезжайте сейчас из лагеря, не поднимайте оружия на герцога Македонского, не начинайте междоусобной войны на радость нашим врагам! Успокойтесь и разоружитесь, иначе выйдет большая беда.

Он произнес это с такой силой, что некоторым из стоявших поблизости от севастократора сделалось жарко. И вышло так, что на мгновение воцарилась тишина — все замолчали разом.

И тут раздался смех.

Сеньоры повернулись, чтобы посмотреть, кто сейчас вздумал смеяться, и увидели, что это Диафеб. Он хохотал во все горло.

Тирант ничего не сказал, а герцог де Пера воскликнул:

— Вы находите здесь нечто забавное?

— Прошу меня извинить, — ответил Диафеб, видя, что всеобщее внимание обращено теперь на него, — но то, что я вдруг припомнил, сильнее меня. Я не смог сдержать смеха, настолько эта история потешна.

— Время ли сейчас вспоминать потешные истории? — удивился герцог де Пера.

— Потешные истории, любезный сеньор, — они наподобие птиц: летают, где им вздумается, и гадят людям на головы.

Диафеб утер слезы, выступившие у него на глазах от приступа необузданного веселья, и уставился на герцога де Пера и остальных с широкой улыбкой.

— Я припомнил один случай, который произошел с герцогом Македонским, — пояснил он. И, если вы желаете, сейчас я его расскажу.

Не дожидаясь приглашения, Диафеб принялся говорить, то и дело останавливаясь для того, чтобы захохотать.

— Однажды герцог Македонский вздумал ухаживать за некоей дамой, а та обладала вздорным характером и была чрезвычайно насмешлива. Но пуще всего ненавидела она скупцов и никогда не упускала случая подшутить над ними. А, как известно, герцог Македонский всегда держится за свое добро и ни за что не согласится, чтобы его вещам либо одежде был причинен какой-то урон. И вот явился он к своей даме, и она усадила его возле окна. А день выдался дождливый. Дама говорит: «Скучно мне сидеть дома, сеньор! Не отправиться ли нам на прогулку, коль скоро день такой чудесный?»

«Помилуйте, дорогая сеньора, — отвечает герцог Македонский, — день нынче очень неподходящий для прогулок!»

«Нет, — говорит она, — мне охота покататься верхом, и если вы меня любите, то не станете перечить!»

Делать нечего, велели они оседлать коней, и дама помчалась вперед, не разбирая дороги. Герцог Македонский ехал следом, но довольно медленно, потому что старался не забрызгать грязью свой прекрасный новый плащ. И для этого он придерживал полу плаща рукой. Даму эта сильно огорчало, и она придумала вот какую хитрость. Они подъехали к ручью, от дождей разлившемуся и невероятно грязному. Целый поток грязи мчался по долине, увлекая за собой палки, ветки, опавшие листья и разный хлам.

«Ах, какой прелестный заяц сидит там, на холмике!» — вскричала дама.

Сколько герцог Македонский ни вглядывался, никакого зайца он не видел, но в конце концов вынужден был уступить даме, которая непременно желала переправиться через ручей. А на середине ручья дама закричала, что у нее кружится голова и что, если любезный герцог сейчас же не поддержит ее, она упадет с седла и захлебнется насмерть в водном потоке. Что тут делать? Герцог Македонский вынужден был выпустить полу плаща и подхватить свою даму — потому как она была женщина отчаянная и вполне могла нарочно свалиться с седла, лишь бы заставить своего спутника искупать дорогой и красивый плащ в грязи. После такого урока герцог Македонский всегда сторонился этой дамы…

Чем дольше Диафеб рассказывал, тем громче звучал в шатре для советов смех. И в конце концов герцог де Пера сказал:

— Сдается мне, севастократор прав, и не стоит сейчас вооружаться и ехать к герцогу Македонскому. Рано или поздно каждый получит то, что заслужил, и наша часть добычи от нас не уйдет.

Севастократор коротко глянул на герцога де Пера, на остальных, сказал: «Благодарю вас» — и вышел.

Простые рыцари, которые не были допущены на совет, обступили Тиранта и стали его спрашивать, как он намерен поступать. Тирант велел им:

— Отправьте людей на поле боя. Пусть снимут со всех убитых, какие там найдутся, алжубы и приберегут.

А эти одежды, алжубы, были весьма хороши в византийском климате, и их носили и турки, и христиане.

— Для чего нам тряпье, снятое с убитых? — спросили Тиранта.

Он ответил устало:

— На что-нибудь да пригодится.

И, кто хотел, отправились на поле боя и поживились там теми вещами, которые еще оставались нетронутыми. А Тирант вошел в свой шатер и там остановился прямо у входа, как будто не знал, что ему делать дальше.

Верный Сверчок помог Тиранту снять доспех и избавиться от кольчуги. Он увидел, что рубашка на севастократоре насквозь мокрая, так что впору предположить, что она упала в воду.

Тирант переоделся, расчесал волосы, плеснул в лицо воды.

— Вы, мой господин, ужасно бледны, — сказал ему Сверчок. — Как бы вы не захворали от всех этих выкриков, колокольных звонов и прочих волнений.

Тирант глянул на него рассеянно и ничего не ответил.

— Для вас молока принесли, — добавил Сверчок.

— У меня от молока будет болеть живот, — отмахнулся Тирант. — Выпей сам.