Екатерина Мурашова - Глаз бури Страница 38

– Оля, ты знаешь, я не верю в то, что бомбами и убийствами случайных людей можно вылечить общественную болезнь.

– Я тоже не считаю революционный террор панацеей. Его можно применять в очень ограниченных дозах. Но, если ты, как и я, не приемлешь радикальных форм борьбы, то это не значит, что не существует других способов, если угодно, терапевтических, и я могла бы познакомить тебя…

– Оля, уволь! – с досадой воскликнула Софи. – Не станем опять!

Этот разговор с теми или иными вариациями повторялся практически при каждой встрече подруг, и теперь Софи вовсе не хотелось бежать по давно известному кругу. К тому же ей вдруг показалось, что строгая, идейно-рациональная Камышева скорее, чем сдобно-карамельная Элен, непоправимо утонувшая в пуховой перине счастливой семейной жизни, примет и поймет историю ее диких отношений с владельцем Дома Туманова. К тому же Оля, фактически порвавшая с семьей и своим кругом, подчеркнуто отказалась от всех сословных предрассудков, видя носителя окончательной, базовой истины и правды в каком-то абстрактном (и совершенно непонятном Софи) народе. А Элен, как ни крути, живет и действует в рамках своего сословия и соответствующего ему мировосприятия. Туманов же явно выпадает за рамки Элен. А за рамки Оли? Это вопрос, на который нет ответа.

– Лучше я тебе про Туманова расскажу, – решительно сказала Софи.

– Я слушаю, – тут же перестроилась Оля и взглянула на подругу с внимательной и искренней заинтересованностью.

– Иосиф здесь? Знаешь? Видал его? – Туманов задал вопрос и отвернулся.

Все равно представилось отчетливо, какую гримасу состроил Иннокентий. Если сдержанный управляющий кого ненавидел, так это безобидного Иосифа Нелетягу – вечного нищего студента и доморощенного философа. Причем причины этой ненависти казались всем окружающим абсолютно иррациональными – Иосиф никогда и ничего дурного Иннокентию Порфирьевичу не сделал и даже держался с ним с несвойственной ему почтительностью.

– У девочек в номерах. Где ж ему быть, охальнику? И охота вам…

– Порфирьич, у нас тут не монастырь! А я – не настоятель. Ты не позабыл ли? – усмехнулся Туманов.

Иннокентий хотел было плюнуть, но удержался, провел по губам маленькой, сухокожей ручкой.

Соседний с клубом двухэтажный флигель любому прохожему показался бы стоящим отдельно. В нижнем этаже его помещалась шляпная мастерская Прасковьи Березкиной. В двух обширных витринах на гипсовых головках красовались замысловатые, вычурные шляпки, напоминавшие зрителю то корзину с фруктами, то клетку с тропическими птицами, а то – цветущую клумбу. Наверху в комнатах жили девушки-мастерицы. Две из них действительно умели изготовлять шляпки и с удовольствием занимались этим в свободное от прочих дел время. Из клуба на второй этаж мастерской шла тайная для большинства галерея, по которой нуждающиеся могли попасть к мастерицам, не выходя на улицу.

По этой галерее и проследовал Туманов. Одна из девушек, выразительно стреляя глазками и явно на что-то рассчитывая, указала ему комнату, где видела Нелетягу. Туманов в благодарность ущипнул девицу за тощую задницу (девица польщено взвизгнула) и помахал ей рукой: иди, мол. Вышколенная Прасковьей девица моментально испарилась. Туманов, который, несмотря на свои размеры, умел ходить абсолютно бесшумно, подошел к двери, приоткрыл щелочку (хорошо смазанные петли не издали не звука) и осторожно заглянул внутрь.

Значительную часть небольшой, но уютной комнаты занимала обширная, практически квадратная кровать. Из прочей мебели имелись умывальник, трельяж и пуфик к нему. Дебелая раскормленная девица в ночной кофточке и панталонах с кружавчиками лежала на кровати на животе, ела с блюдца орешки в сахаре и листала модный журнал. Положив голову на ее обширные, туго обтянутые панталонами ягодицы поперек кровати спал относительно молодой худощавый мужчина в нательной несвежей рубахе и без штанов. Поза у него была совершенно детская – тощие колени подтянуты к животу, ладони спрятаны между бедер, так, что видны лишь узкие запястья, поросшие густым черным волосом.

– Иосиф, так тебя разэтак! – гаркнул Туманов.

Девица с испуганным придушенным писком скатилась за кровать. Нелетяга, разом лишившийся своей подушки, поднял голову, одновременно попытавшись натянуть рубашку на чресла. Потом спустил босые ноги на пол и, хлопая спросонья темными, удивительно длинными ресницами, недовольно уставился на Туманова.

– Михаил, ну чего тебе от меня надо? – капризно спросил он.

– Р-развратничаешь?! На дармовщинку? – прорычал Туманов, тщетно пытаясь изобразить возмущение.

– А что тебе-то? – удивился Иосиф. – Заботишься о прибыли заведения? Нельзя быть таким жадным. Слыхал о верблюде и игольном ушке? Вот то-то! Мы с Дашей полюбовно договорились и… А, может, ты, Михаил, ревнуешь, а? – Нелетяга кокетливо улыбнулся во весь рот. Половины зубов у него не хватало. – Признайся наконец! Когда я предлагал тебе свою любовь, ты меня с презрением отверг, а теперь одумался, а? Ведь все бабы дуры от природы, и только мужик может по-настоящему понять мужика. В том числе и в постели…

– Пошел к черту! – абсолютная моральная всеядность Нелетяги не то, чтобы раздражала Туманова (он и сам был таким), а как-то обескураживала. Так, вероятно, может обескуражить собственное отражение в зеркале, увиденное в неожиданном ракурсе или обрамлении. – Прикрой срам и пошли со мной. Дело до тебя есть.

– А здесь нельзя? – жалобно спросил Нелетяга. Ему явно не хотелось вставать, одеваться и куда-то идти. – Дашка уши заткнет.

– Здесь нельзя, – категорически заявил Туманов.

Умный Иосиф легко улавливал окончательные нотки в голосе хозяина заведения. Вздохнув, он почесал заросший темной шерстью пах и, откинувшись назад, заглянул за кровать.

– Дашка, ты вылезай теперь и, сделай милость, отыщи мои брюки…

В кабинете Туманов вытащил из ящика пыльную бутылку вина, содрал сургуч, вывинтил пробку, разлил в стаканы, разом отхлебнул половину. Иосиф осуждающе покачал головой.

– Михал Михалыч, что ж ты делаешь-то! Это же не бражка тебе. Коллекционное вино, понимать надо.

– Ты и понимай, – ответил Туманов. – Вон там мясо на закусь лежит, да конфекты в бумажках. Мух только сгони. Вот напасть! Везде они уж подохли, а у меня в заведении – живы, бодры…

– Мухи, они, сам знаешь, природным предрасположением ведают, куда лететь, на что садиться… В твоем же заведении душок-с…

– Будет тебе! А не то по морде схлопочешь… – равнодушно предупредил Туманов.