Хизер Гротхаус - Пробуждение любви Страница 39

— «Ху-ла, ху-ла! Она будет ждать там целую вечность, потому что корабль туда больше не вернется».

— Хорошо, если после этого парнишке не будут сниться кошмары.

Микаэла вздрогнула, Лео завозился у нее на руках и сел. Она была так глубоко погружена в песню и в ощущение от прижавшегося к ней маленького мальчика, что не слышала, как открылась дверь ее комнаты и как вошел Хью Гилберт. У нее в животе что-то перевернулось, когда она увидела маячившего в дверном проеме позади него Родерика Шербона.

— В чем дело? — спросил рыцарь, подходя к кровати и протягивая руки к Лео. — Мы стучали. Очевидно, вы не слышали нас из-за вашего кошачьего концерта. Привет, шалун. Хорошо провел день?

— Да, Хю. Папа! — Лео увернулся от рук Хью, соскользнул на спине с постели и побежал навстречу Родерику. Малыш обхватил ручонками ногу Родерика под туникой, и хотя Микаэла увидела выражение боли на лице Родерика, она была довольна, что он опустил руку на спину Лео. Похлопывания были неловкими, но все же это была ласка.

— Лео, — резко воскликнул Родерик, — почему ты вдруг стал называть меня папой?

— Ты — мой папа, — просто ответил Лео, и Микаэла выдохнула, даже не заметив, что затаила дыхание, опасаясь, что Лео признается относительно ее участия в этом вопросе с папой. — И эди Микэ-а говоит называй тебя папа. Папа! — Лео вздернул голову и улыбнулся Родерику.

Микаэла сжалась, когда Родерик бросил на нее вопросительный взгляд, но ее пощадил Хью, который нежно, но крепко взял Лео за руку:

— Пойдем, малыш. Ночь-ночь, волки прочь.

— Пока, папа.

— Спокойной ночи, Лео.

— Пока, эди Микэ-а.

— Спокойной ночи, Лео. Приятных сновидений. Дверь закрылась, и Микаэла осталась в своей темной, тихой комнате наедине с Шербонским дьяволом. «Будь стойкой», — напомнила она себе.

— Добрый вечер, милорд. — Она улыбнулась ему, как ей казалось, дружелюбной улыбкой, хотя ее губы нервно подрагивали.

Хотя Родерик весьма охотно разговаривал с сыном, ответ лорда Шербона скорее напоминал рычание зверя. Он все еще стоял возле двери, словно ожидал, что их первая встреча продлится несколько мгновений и он сможет быстро исчезнуть.

— Может быть, вы войдете? — пригласила Микаэла, указывая рукой на маленький столик и пару кресел возле очага. Микаэла приказала развести, такой огонь, что, хотя несколько свечей освещали темные углы комнаты и постель, где она играла с Лео, это место было самым ярким и теплым.

И несомненно, самым интимным.

Постоянное угрюмое выражение на лице Родерика было едва заметно под накинутым на голову капюшоном, но Микаэла разглядела, что морщины по обе стороны рта углубились. Он скрестил руки на груди, и его трость свешивалась с согнутой в локте руки.

— Простите, если не воспользуюсь вашим приглашением, — начал он. — Есть ли что-то такое…

Его торопливые извинения были прерваны тихим стуком в дверь, и Микаэла молча поблагодарила небеса за это вторжение — некоторые слуги в замке на деле начали постоянно заботиться о ней.

— Миледи, — донесся из-за двери голос служанки. — Я принесла поднос, который вы заказали.

— Извините, милорд. — Микаэла ласково улыбнулась, когда приблизилась к Родерику, заставив его сделать именно то, что она ожидала и на что надеялась: он отошел в сторону, пройдя дальше в комнату. Прежде чем открыть дверь, Микаэла увидела, что Родерик повернулся лицом к полыхающему в очаге огню.

Микаэла с улыбкой и тихой благодарностью приняла от служанки поднос и носком туфли прикрыла дверь, затем осторожно пошла к гигантской черной тени возле стола. Она споткнулась о край ковра, но, охнув от страха, устояла на ногах под угрожающее дребезжание посуды. Она напомнила себе, что должна улыбаться, хотя ей больше всего хотелось закусить дрожавшие губы, когда он обернулся на ее возглас, чтобы убедиться, на ногах она или уже на полу.

— Вот, — весело сообщила она, ставя на столик поднос со свежим хлебом, вином и куском брынзы.

Капюшон лорда Шербона закачался, когда он бросил взгляд на стол.

— Вы пропустили ужин?

— Ах нет! Нет. — Микаэла постаралась не заикаться. Это было нелегко — мужчина перед ней казался самым устрашающим из всех, кого она когда-либо встречала, не говоря уже о том, что одна развлекала в своей спальне. — Зная вашу привычку поздно обедать, я подумала, что мы можем немного перекусить, пока разговариваем.

— Я не голоден. — Он повернулся к огню, все его тело было напряжено.

Неужели она ему абсолютно не нравится?

.— Хорошо. — Микаэла отчаянно боролась со своими нервами. Она протянула руку за графином. — Тогда немного вина?

— Я не желаю и вашего чертова вина! — буквально пролаял лорд Шербон, что заставило Микаэлу вздрогнуть, отчего вино из графина не попало в кубок, а разлилось по подносу. Сосуд выскользнул у нее из рук, хотя она пыталась держать его еще крепче, перевернулся над хлебом, звякнул об пол и закатился в темноту.

— Видите, что я из-за вас наделала! — вскричала Микаэла. Ее смущение заставило произнести эти слова, прежде чем она задумалась над их смыслом.

— Я ничего не заставлял вас делать, — проворчал лорд Шербон. — Я не хотел этой встречи и не желаю больше оставаться здесь. Я не люблю, когда мне приказывают в моем собственном доме, и, будьте уверены, мое терпение на исходе. Оставьте ваше гостеприимство, леди Микаэла, и если у вас есть что сказать мне, прошу вас, сделайте это немедленно.

Для Микаэлы это была последняя капля. Несмотря на ее решимость быть более сильной, более волевой, теперь, когда она находится в Шербоне, напряжение от пребывания здесь было слишком велико, чтобы, образно говоря, показывать храбрый фасад. Алан Торнфилд был прав: Шербон не место для такой женщины, как она. И эта мысль вызвала первые слезы. Облитая вином, дрожа от страха и нервного напряжения, находясь на пределе собственных сил и вовсе не заботясь о том, что подумает лорд Родерик, Микаэла села в одно из кресел и, опустив голову на руки, зарыдала.

— Вы ужасный, ужасный человек! — причитала она, уткнувшись в крышку стола. Какое теперь имело значение, что она скажет ему? Никто в Шербоне не заботился о чувствах других людей, и если Родерик Шербон захочет выбросить ее за то, что она откровенно высказалась о своих невзгодах, пусть так и будет.

— Не понимаю, почему вы так шокированы, — проворчал Родерик. — Я сам достаточно рассказал вам о себе.

Она не обратила внимания на его попытки оправдаться.

— С момента моего приезда в Шербон я делала все, чтобы улучшить этот замок. Я пыталась подружиться с Лео и даже с тем… тем неприятным Хью Гилбертом! — Затем она понемногу овладела собой, подняла голову и ладошками вытерла глаза. — Я скучаю по маме и отцу — мне здесь не с кем поговорить, кроме мальчика, которому даже не исполнилось трех лет! Я терпеливо переносила грубость и неповиновение слуг — не говоря уже о Харлисс — и все это время должна была удаляться в эту жалкую, ужасную, печальную комнату. Я в одиночестве проводила здесь вечера, размышляя, почему мужчина, который в один прекрасный день может стать моим мужем, не желает иметь ничего общего ни со мной, ни со своим сыном. Впрочем, как и с любым другим, кто не носит… который не носит красные сапоги из телячьей кожи!