Анна Листопад - Суламифь и царица Савская. Любовь царя Соломона Страница 39

Суламифь замолчала, закрыла глаза. Она устала. Соломон тоже молчал, свесив голову на грудь. Вдруг Суламифь вздрогнула, открыла глаза и оторвала голову от постели. Мгновение спустя в комнату вошел человек. Он обошел Соломона, присел на колени рядом с постелью умирающей и стал пристально глядеть в ее лицо. И без того бледный, царь стал еще бледнее. Перед ним был Эвимелех, преклонивший голову у тела Суламифь.

Как только к Эвимелеху вернулась способность ходить, он стал разыскивать Суламифь. От Нейхеми, подкупив ее сладкими речами и звонкими монетами (последними деньгами, что были у его новых друзей), он узнал, где находится его возлюбленная, и поспешил к ней. Ирония судьбы поразила Эвимелеха: его Суламифь оказалась в руках всесильного и мудрого Соломона, некогда не пожелавшего соединить влюбленных. «Словно государь прозорливо и дальновидно берег Суламифь для себя», – невольно и язвительно подумалось Эвимелеху. Ему удалось проникнуть в дом, устроенный государем для Суламифь, но возлюбленной он там не нашел. Потому что именно в этот день она отправилась к братьям. Когда же Эвимелех узнал о трагедии, которая произошла на Храмовой горе, Суламифь уже находилась во дворце Соломона. Под видом лекаря ему удалось проникнуть и сюда.

– Здравствуй, моя милая Суламифь! Я живой! Я останусь, если ты пожелаешь, и уйду, если ты этого захочешь. Я знаю, ты любишь этого человека – Шломо или Соломона, неважно. Если ты отдала ему свое сердце, значит, он этого заслуживает. Прими меня как брата, как друга. Вернись к нам, в наш мир. Все дурное забудется, только хорошее останется в нашей жизни. Я буду охранять тебя, как невидимый ангел. Ни слова упрека не услышишь от меня, ни капельки боли не причиню я тебе. Вернись, Суламифь!

Соломон оторопел и продолжал молчать. Он не вызвал стражников и не приказал взять под конвой Эвимелеха.

Глава 33. Жизнь и смерть Суламифь

– Здравствуй, Офир! Говори со мной!

– Приветствую тебя, мой царь! О чем бы ты хотел со мной говорить?

– Спроси меня о здоровье моей невесты. Спроси меня, как почивала она в прохладе своей комнаты. Спроси меня, что ела она и чем запивала спелые фрукты и изысканные сладости.

– Увы, Соломон. Любимая твоя далеко. Ее уже нет с нами.

– Ты ошибаешься, Офир. Сегодня она подарила мне великолепную ночь любви. У нас будет дитя, мы назовем его…

– Остановись, Соломон! Суламифь больше нет с нами… – перебил Офир государя.

– Как смеешь ты говорить мне это! Мне – всемогущему владыке земли Израилевой? – Соломон схватил нож для фруктов и вонзил его прямо в сердце Офира. Кровь, яркая, как сок граната – так подумалось ему в это мгновение, – брызнула в лицо Соломона…

– Проснись, государь! – Эвимелех звал Соломона, который все никак не мог вырваться из зловещих сетей очаровавшего его сна. – Проснись!

Голова Соломона лежала рядом с головой Суламифь: силы покинули его прямо здесь, у ложа возлюбленной. Не было сил кричать и звать, чтобы арестовали Эвимелеха. Не находилось причин ненавидеть этого пастуха, с которым жизнь уже (в который раз?) свела его. Способность гневаться и желание властвовать – растворились в стремлении спасти Суламифь. Суламифь… Как она? Соломон устремил взгляд на возлюбленную. Он смотрел на нее сквозь мешающую видеть завесу слез.

Окно в комнату было открыто. Свечи и звезды уже погасли. Птицы радостно приветствовали новый день, солнце зажигало новые огни – раскрывались цветы, гладко и шумными брызгами переливались бассейны и фонтаны дворцового сада. Ветер заглядывал в комнату, на эту ночь ставшую пристанищем трех столь различных по своей сути человек. Двое мужчин, разные по положению и возрасту, разные в своем мировосприятии и по отношению к жизни, – сошлись у ложа маленькой хрупкой женщины…

Соломон встряхнул ресницами, и слезы пролились из его глаз на руку Суламифь. Она была неподвижна. Царь взглянул на Эвимелеха. Эвимелех был тих и бледен.

Суламифь умерла. Покачиваясь и держась за стены, Соломон медленно вышел из комнаты. Эвимелех остался. Он прощался с этой земной Суламифь. Как и она, он верил, что физическая кончина – это лишь начало иной жизни. Теперь Эвимелех больше не потеряет Суламифь. Теперь она во всем – она в этом небе, в листьях миндаля и лепестках роз, которые так любила. Когда он будет пить из ручья – она будет улыбаться ему из таинственных недр каждой капли. Когда он будет трапезничать – и она будет незримо присутствовать рядом и подливать в его сосуд вина. Она жива, пока он помнит о ней. Но и этого казалось мало. Что будет, когда и он, Эвимелех, покинет мир земной? Он восславит Суламифь в веках: он создаст великую песню о ней и ее хрупкой, но верной душе. Он создаст песню о большой любви. Будет ли в ней место ему – безродному пастуху? Какая разница – лишь бы она, Суламифь, жила… А потом он отправится путешествовать. С Ницаном или – один. И везде и каждому, кто пожелает слушать, будет рассказывать о любви простой девушки и пастуха, о любви великого царя и бедной селянки. И пусть люди знают, как крепка бывает любовь, как ослепительно и до боли ярко освещает она путь человеческий. Как равны перед ней – и бедные и богатые… И пусть люди верят, что нет смрадной старости и разлагающего тело и душу умирания там, где люди верят в чудо любви. Там, где нет места пренебрежению и бессмысленному упрямству, насмешкам и злобе… Так жили Иаков и Минуха, так могли бы жить Эвимелех и Суламифь…

Глава 34. Прозрение

Соломон медленно вышел из комнаты, в которой умерла Суламифь. Ему не осталось ничего. Он всегда знал, что женщины любят не его, а царя, ждут от него даров и благ. Видно, такова уж его судьба.

– Каждый получает то, во что он верит, Соломон, – сказал Офир.

Оказывается, государь, находясь в глубокой задумчивости, в безотчетных поисках поддержки и сочувствия пришел к старику. Мысли, которые, как он думал, сами собой приходили ему на ум, он высказывал вслух, сидя перед Офиром и словно бы продолжая разговор, начатый со стариком во сне – у ложа Суламифь.

– Ты не прав, – продолжал между тем старик. – Жизнь преподнесла тебе великий дар – бескорыстную любовь чистой и непорочной души. Но ты сам разрушил ее.

– Почему, почему ты прав, Офир? – простонал Соломон. – В чем я просчитался, я – мудрый Соломон? – последние слова он произнес с горькой иронией и усмешкой.

– Твои грехи следуют за тобой, царь. Возмездие настигает тебя и ранит в самое сердце. Ты предавался с моавитянкой разврату – и ее злобные руки обагрились кровью: твоей и Суламифь. Непомерное сладострастие и потакание идолопоклоннице погубили тебя и твою возлюбленную. Отвергнув одну женщину и приблизив к себе другую, ты мог бы предположить, какие чувства и мысли могут возникнуть в душе соперницы. Ты разбудил в моавитянке сильную страсть, а страсть и страдание – слова, взращенные из единого семени.