Элизабет Эссекс - Дыхание скандала Страница 39

— Я вам говорил, — ответил на ее невысказанный вопрос Уилл. — Клер разделяет ваше низкое мнение об этом вульгарном грубияне Джералде Стаббс-Хее.

— Отвратительный человек, — подтвердила леди Клер. — Я — ваш друг с того момента, когда вы уложили его. Как полагается говорить в таких случаях, Джеймс?

— Как гробовщик в последнее пристанище, дорогая.

— Да! — со смаком сказала леди Клер. — Вы уложили его, как гробовщик в последнее пристанище.

От нового приступа изумления у Антигоны перехватило дыхание. У нее есть друзья. Люди, которые думают так же, как она. Как она, а не как ее мама, леди Баррингтон или кто-нибудь другой. Друзья, особенно один друг, который и придумал всю эту экскурсию. Главное, что у нее есть друзья.

Теплое чувство щипало горло, Антигоне хотелось одновременно смеяться и плакать. Всем этим она обязана Джеллико.

— Вы пугающе замечательный человек. С очень замечательной семьей.

Он улыбнулся своей синеглазой, беспечной улыбкой, и вся скованность и напряжение Антигоны ослабли.

— Умоляю, никому не говорите.

Антигона подняла руку в молчаливом обещании. У нее скоро щеки заболят, потому что в его обществе она, похоже, способна только улыбаться.

— Кто-нибудь собирается меня представить? — проворчал сидевший в углу мальчик, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Мой самый скромный и так далее, — с веселым полупоклоном отозвался Джеллико. — Но отдадим предпочтение возрасту перед красотой, так что Джеймс будет первым. Мой брат Джеймс, виконт Джеффри. Ты уже знаком с мисс Кассандрой Престон, но я представлю тебе ее сестру, мисс Антигону. Моя сестра Клер оказалась достаточно смелой и представилась сама. Спасибо тебе, Клер. — Уилл Джеллико кивнул сестре и замолчал, будто закончил дело, откровенно поддразнивая мальчишку, который, как и все младшие отпрыски на свете, не любил, когда его игнорируют. — Что еще?

— Уилл!

— А этот образчик благоприличий — тоже мой брат, достопочтенный Томас Джеллико. Томас, позволь представить тебе мисс Кассандру Престон. И мисс Антигону Престон. Она — хозяйка потрясающей черной кобылы, о которой я тебе рассказывал, и, если ты будешь очень любезен, она, возможно, согласится поговорить с тобой о лошади. Возможно, — предупредил он Томаса, — поскольку я не могу тебе этого гарантировать. Так что будь милым с леди. — Он перевел взгляд на Антигону. — В отличие от меня, он обожает все, что касается лошадей и имеет над ними власть. Мы думаем, что это оттого, что он на самом деле сын Здоровяка Хэма.

Лицо Томаса, который был темноволосой и щуплой версией Джеллико, вспыхнуло.

— Нет! Все говорят, что я — копия папы, когда он был моего возраста.

— Весьма преклонный возраст, четырнадцать лет, — проинформировал Джеллико Антигону и снова принялся поддразнивать брата. — Ты уверен? Я никогда не слышал, чтоб такое говорили. Ты смуглый, как турок, не такой, как мы, остальные Джеллико. Нет. Это, должно быть, Здоровяк Хэм. Иначе почему он пускает тебя на козлы и доверяет тебе править своими драгоценными серыми? Это знак огромного расположения и снисходительности, могу добавить, что он никогда не позволяет этого ни одной живой душе, за исключением самого графа. Тут и сомневаться нечего. Я убежден, что ты — сын Здоровяка Хэма.

Гордость от признания его успехов пересилила гнев юного Томаса.

— Ты просто ревнуешь. Потому что я — любимчик Здоровяка Хэма. И папин.

— Бесспорно, — с дружелюбной искренностью согласился Уилл. — Но я ревную меньше, чем Джеймс. Он повсюду болтает, что ты от горничной.

— От младшей горничной, — поправил Джеймс, исключительно чтобы подлить масла в огонь.

— Он просто дразнит тебя, Томас, — слегка зарумянившись, сказала леди Клер. — Уилл, что подумают о нас мисс Престон?

— Надеюсь, они подумают, что мы невероятно глупы и, возможно, немного остроумны и забавны.

— Если только самую малость. — Юмор у Джеймса был сухой.

— И грубы. Что касается младшей горничной, то ей только двенадцать, и она, знаете ли, не может быть моей матерью, а про мое сходство с папой всем известно.

Антигоне одной пришлось смеяться над возмутительно дерзким подшучиванием братьев. Кассандра всегда казалась слишком нежным ростком для таких резких проявлений любви.

Но Томас уже переключил внимание на Антигону.

— Какая у вас кобыла?

Антигона знала, как произвести на него впечатление.

— Чистокровная. От Метеоры графа Гросвенора и его же Радамантуса. — Она назвала клички первостатейных рысаков, словно произнесла заклинание.

Единственным ответом Томаса был одобрительный протяжный свист.

— Я так понимаю, на тебя это произвело впечатление? — спросил его Джеллико.

— У нее в родословной победители скачек в Эпсоме и со стороны производителя, и со стороны матери.

— Я тебе говорил, это суровая кобыла, — предупредил Джеллико. — Огромная, черная. С очень большими зубами. Насмерть меня перепугала.

Томас насмешливо фыркнул, потешаясь над братом, потом засыпал Антигону вопросами:

— Как вы ее заполучили? Вы участвуете в скачках? Кто ее тренирует? Где вы ее держите?

— Дома. Если она соревнуется, то только с ветром, потому что на ней никто не ездил, кроме меня.

— Такую кобылу не выставляете? Ей надо участвовать в скачках. Разве вы не понимаете, чем владеете?

— Прекрасно понимаю. — Антигона понимала возмущение Томаса и сочувствовала ему. Она сама испытывала те же чувства. — Мне жаль вас разочаровывать, но моя кобыла не участвует в соревнованиях.

— Да почему же? — требовательно спросил Томас с убежденностью юности, подкрепленной богатством и влиятельностью семьи.

— У меня нет на это денег. Но уверяю, я лучше забочусь об этой лошади, чем о себе самой.

— Это я могу засвидетельствовать, — тихо сказал Джеллико.

Но Томаса это не удовлетворило.

— Если у вас нет денег, тогда как вы ее заполучили?

— Мне подарили ее на день рождения, когда мне исполнилось двенадцать лет.

— Что за чепуха, — вмешался Джеллико. — Кто подарит двенадцатилетней девочке огромную лошадь?

— Граф Гросвенор. Но когда я ее получила, она не была огромной.

— Он не понимает. — Томас махнул рукой, его жест красноречиво говорил «не обращайте на него внимания». — Конюшни графа Гросвенора просто легендарны. От Метеоры и Радамантуса, вы сказали?

— Его сиятельство граф был другом моего покойного отца. Они учились вместе, позднее он стал покровителем моего отца, папа посвятил ему несколько книг и работ, изданных Королевским научным обществом. И граф дал папе лошадь для меня.