Кэтрин Куксон - Стеклянная мадонна Страница 39

С его нижней губы на подбородок и дальше, на воротник, стекала густая слюна. Аннабелла внимательно следила за этими белыми каплями. Ей казалось, что она со стороны смотрит на девушку, наблюдающую за своим разбушевавшимся отцом. Девушка была совершенно подавлена, она походила на стебелек, поваленный ветром.

Значит, женщина, устремившая на нее страдальческий взгляд, – не ее родная мать? Это горячо любимое создание – не мать ей. А ведь это она научила ее всему, что она теперь знает, она воспитывала ее, заботливо одевала в лучшие одежды, сама причесывала ей волосы и укладывала их на макушке изящной короной, она целовала ее, сжимала в объятиях, шептала разные нежные слова. Так это – не мама? Он сказал, что мать – та женщина, что появилась рядом с их каретой примерно год назад. С тех пор она часто ее вспоминала, но не как фею из детских грез, а как воплощение распутства.

Этого не может быть! Просто ей снится кошмар. В детстве ее часто мучили кошмары, особенно после того, как ей доводилось услышать отцовский крик. Такой же кошмар терзал ее и сейчас; ей всего лишь снилось, что Стивен не любит ее, что он женится на мисс Уэйнхарт. С этой Уэйнхарт она уже встречалась. В высшей степени приятная девушка, хороша собой, обходительна. Они много смеялись втроем – она, Стивен и Аннабелла. Они вместе побывали в лондонском Тауэре и в картинных галереях; ей понравилась Кэтлин Уэйнхарт. Но Стивен никак не может на ней жениться, потому что Стивен любит ее, Аннабеллу. Он должен, просто обязан ее любить, особенно теперь. Обязан!

Ей до обморока хотелось проснуться, чтобы кошмар закончился, но это было невозможно. Она встала и направилась к двери. Отец и мать в упор смотрели друг на друга через стол. Подобно персонажам дурного сна, они не обратили на нее внимания, когда Аннабелла прошла мимо. Она миновала коридор, поднялась по главной лестнице, вошла в свою комнату и заперла дверь. Сев у окна, обхватила голову руками и попыталась проснуться, однако кошмар не отпускал ее. В какой-то момент ей показалось, что это не кошмар, а очевидная реальность, но, ощупав свое лицо, она удостоверилась, что на нем нет слез, тогда как в реальности она бы обливалась слезами. Она приказала себе сидеть смирно и дожидаться, чтобы кошмар исчерпался. Тогда она проснется и все будет хорошо…

Спустя минут десять Легрендж прошел через оранжерею и спустился вниз. Его слегка пошатывало, но не от изрядной дозы бренди, которую он только что принял, а от волнения, которое никак не хотело улечься. Разрази ее гром! Будь она проклята! Почему она не подчинилась, как подчинялась всегда? Почему не попробовала убедить Аннабеллу? Аннабелла! Он замер. Он потерял Аннабеллу – в этом не приходилось сомневаться. Часть негодования покинула его, сменившись горьким сожалением. Он любил это создание, хоть и по-своему, а вот теперь дочь будет относиться к нему как к дьяволу во плоти. Вот если бы этот бесчувственный камень, эта проклятая в последний раз воспользовалась своим влиянием на нее!..

Он остервенело пнул носком сапога камешек на аллее. В это мгновение ему на глаза попался Бостон, выводивший из конюшни свою лошадь. Увидев Легренджа, Бостон смешался, а потом отвернулся. Легрендж подошел к нему. Бостон поправлял на лошади уздечку. Не поворачивая головы, он процедил:

– Кстати, не могли бы вы кое-что передать от меня Аннабелле?

Казалось, лошадь привлекала все его внимание. Глядя на его понурую голову, Легрендж ответил:

– Передать? Извольте. Что именно?

– Передайте, что в мои намерения никогда не входило просить ее руки.

И он повернулся лицом. Побагровевший Легрендж зачастил:

– Послушайте, Джордж, нет, вы послушайте. Все девушки всегда говорят одно и то же…

– Спокойно!

– Что вы сказали?

– Что слышали.

– Предупреждаю, не смейте говорить со мной в таком тоне!

– Я имею право говорить с вами в таком тоне, в каком захочу.

Легрендж, пропустив мимо ушей оскорбление, тяжело сглотнул и прорычал:

– Надеюсь, вы получили удовольствие от подслушивания.

– Я не подслушивал. Я просто шел к вашему кабинету, надеясь найти там вас. Весь ваш дом может слово в слово пересказать все, что говорилось между вами. Вы визжали, как свинья под ножом, ваши женщины достойно вторили вам. При таком концерте подслушивать нет нужды.

– Убирайтесь!

– Я удаляюсь, но ненадолго. Я скоро вернусь за лошадьми. – Он поставил ногу в стремя.

– Повторите!

– Почему я должен все время повторять? Вы все отлично слышали. Вы должны мне двадцать с лишним тысяч фунтов. Ваши лошади не смогут существенно сократить этот долг, но я все равно заберу их вместе с Мануэлем. Я предупреждал, что в один прекрасный день он перейдет ко мне. Между прочим, я бы на вашем месте не пытался сбагрить бедную девочку в какое-нибудь достойное местное семейство, потому что всем отлично известно, что она – дочь Джесси. Вам придется повозиться, чтобы найти для нее приличное…

Он недоговорил – Легрендж набросился на него. Испуганная лошадь унеслась прочь. Драчуны повалились наземь и покатились по аллее, уподобившись бойцам, на которых они любили делать ставки, но, в отличие от них, не щадя друг друга.

Потребовалось вмешательство сразу троих мужчин – Мануэля, Армора и Герона, – чтобы разнять их. Пока Мануэль прижимал Легренджа к изгороди, Армор наскоро отряхнул Бостона и отвел к лошади, приведенной Героном.

Только когда Бостон проехал изрядный отрезок аллеи, Мануэль отпустил извивающегося Легренджа. Впрочем, тот немедленно повалился на него, как пьяный, не держащийся на ногах.

Лишь сделав над собой усилие, Легрендж возвратился в дом, где отверг предложенную Харрисом помощь. Медленно поднявшись по лестнице, он преодолел длинную галерею и, перейдя в Усадьбу, кликнул Константина, которому приказал приготовить ванну. Потом он уселся перед зеркалом и уставился на свое отражение.

2

В четыре часа Аннабелла стояла у ворот Темпл-Тауна. Всего за полтора часа она преодолела расстояние в пять миль. Первую милю она просто пробежала – ведь теперь, перестав быть леди, она могла бегать. Интуиция подсказала ей подобрать юбки и пуститься бегом, благо она часто наблюдала, как ловко это получается у Роулингз и Пирс.

Оказавшись на берегу речки, она остановилась, опустилась на колени и обмыла водой потное лицо. Через минуту пошел дождь, причем не ласковый летний дождик, а неистовый ливень, отхлеставший ее, словно плетью. Поверх тонкого хлопчатобумажного платья с вышитыми рукой Розины цветочками на вороте и манжетах она накинула темно-голубой плащ с капюшоном, который всегда надевала, прогуливаясь по саду в ненастье. Обута она была в черные кожаные туфельки с серебряными пряжками.