Констанс Холл - Мой смелый граф Страница 4

— Мне пора. Я хочу уйти, пока остальные пассажиры не вышли из кают. — Она схватила его за руку. — Я никогда не забуду вашей доброты.

Капитан Маклейн снова вспыхнул:

— Не стоит благодарности. Ты, девочка, была для всех нас как огонек — пусть даже и не умела стряпать. Как бы то ни было, я перед тобой в долгу. — Он показал на брошь, которую она отдала ему, и улыбнулся.

— Да, в долгу.

— Я провожу тебя до кеба, молодой девушке не стоит ходить по докам одной.

— Я пойду с ней, капитан, — то есть если вы не возражаете, мисс Холли.

Холли повернулась и увидела рядом с собой Кипа, шестнадцатилетнего светловолосого паренька. Его мальчишеское лицо озарилось робкой улыбкой. Он шагнул к ней, стучи по палубе деревянной ногой.

— Очень мило с твоей стороны. — Холли улыбнулась ему. Пассажиры смотрели на нее как на жалкую стряпуху, замечать которую ниже их достоинства, и ее общество составляли Кип, капитан и команда. Все плавание Кип вызывал у нее жалость, она относилась к нему с особым вниманием, подшучивая над его застенчивостью. Он по-мальчишески увлекся ею, и она надеялась, что его увлечение окажется недолговечным.

Холли снова повернулась к капитану.

— Я верну вам пальто, как только куплю себе новое.

— Оставь его себе, девочка.

— До свидания, и веселого Рождества всем вам. — Она помахала рукой капитану и всей команде.

Они замахали в ответ и тоже пожелали ей веселого Рождества.

Она сошла по сходням на берег, не в состоянии справиться с растущим смятением. Горькие мысли одолевали ее. Если бы только она могла вернуться домой, где все знакомо. Но домой ей никогда уже не вернуться.

Кип шел рядом и говорил:

— Лондон вовсе не так уж плох. Я тут вырос. Был большую часть жизни трубочистом, на том и потерял ногу. Я знаю Лондон лучше кого бы то ни было. Если захотите посмотреть город, я с удовольствием покажу его.

— Захочу, как только найду себе жилье. — Холли слушала, как постукивает по брусчатке деревянная нога Кипа — тук-тук-тук.

— Кебмены вас ограбят, если вы им это позволите. Лучше давайте я договорюсь о цене. Я слышал, как вы разговаривали с капитаном. Вы едете в Чипсайд и должны заплатить не больше шести пенсов. Чипсайд находится к северу от доков.

— Не знаю, что бы я стала делать без твоего руководства. Уверена, они запросили бы с меня фунт, а мне и в голову бы не пришло, что меня просто ограбили.

Они шли по пустынной улице. Газовые фонари в тусклых желтоватых ореолах освещали тротуар, вдоль которого тянулись склады и судовые конторы.

Они свернули за угол и оказались на другой улице. Там кипела бурная жизнь. Люди торопливо проходили по тротуарам. Из окон таверн лился свет, от свечей, стоявших на подоконниках, на стеклах появлялись морозные круги. Хол-ли заметила, что над окнами висят гирлянды из кедра и сосны, а над дверями — венки из остролиста. Ее охватили воспоминания о Рождестве в Кимбли, на плантации ее бабушки.

Острая тоска по дому охватила ее. Мучительно захотелось увидеть фестоны из листьев магнолии и гирлянды из вечнозеленых растений, украшающие толстые дубовые каминные полки и дверные притолоки. Если бы только она могла вдохнуть аромат имбирного печенья, которое пекла бабушка, и яблочного сидра, пряные благоухания корицы, и мускатного ореха, и имбиря, смешанные с чистым запахом кедра. На Рождество они всегда ставили большой кедр. Бабушка любила его острый запах, который никогда не выветривался из просторного плантаторского дома с греческими колоннами. Он ощущался даже в спальне Холли на втором этаже.

Последнее Рождество было самым радостным из всех, что она провела с бабушкой. Как соскучилась она по ней! Тонкие слабые бабушкины руки, обнимающие ее, морщинистое лицо рядом с ее лицом, запах сладкой розовой воды, который всегда сопровождал старую женщину, связывались у Холли с уютом, силой, безопасностью и любовью. Она бы все отдала, лишь бы услышать, как бабушка говорит своим уверенным, спокойным, четким голосом: “Это будет наше самое лучшее Рождество, милочка”. Но она никогда больше не услышит ее голоса, не почувствует объятия ее теплых, любящих рук. Ее невозмутимая бабушка, которая никогда в жизни не болела и которая только перед дождем начинала жаловаться, что у нее разыгрался ревматизм, слегла с сильной лихорадкой и умерла в прошлом январе.

Кип и Холли проходили мимо маленькой церкви. Дверь была приоткрыта, церковный хор репетировал “О, придите, все верующие”. Губы у Холли задрожали, и комок застрял в горле. Она закусила губы, чтобы не дать волю слезам.

Они прошли — дальше. Звуки песнопения стихли, растаяв в вечернем шуме. Они подошли к таверне “У Рели” — так она называлась. Вывеска с названием болталась на ветру, поскрипывая на цепях.

Как только они поравнялись с таверной, дверь ее отворилась. Темноту прорезал поток света, в котором замаячили силуэты троих крепких мужчин. Они вышли на улицу, за ними слышались громкие пьяные голоса. Мужчины остановились и посмотрели на Холли и Кипа грубо, без всякого сострадания — так мясник смотрит на бычка, которого собирается забить. По коже Холли побежали мурашки, и она отвела взгляд.

— Давайте поторопимся, — тихо предложил Кип. Он схватил ее за руку и потащил прочь.

Холли оглянулась через плечо. Трое мужчин шли за ними. Она отвернулась, почти побежала, чтобы не отстать от Кипа. Грохот упорных шагов у них за спиной стал громче.

— За углом можно нанять кеб, — бросил тревожный взгляд назад Кип. — Кебмены ставят там свои кебы, пока ходят в таверну “У Райли” пропустить стаканчик. — Он понизил голос: — Ни в коем случае не оборачивайтесь, мисс Холли. Только идите к кебам. Я сам поговорю с грубиянами.

Кип потащил ее за угол. Вдоль улицы стояли кебы, их фонари бросали мутные желтоватые круги в туманную тьму. Лишь один кебмен съежился на своем сиденье опустив голову — не то был пьян, не то уснул. На другой стороне улицы Холли увидела высокого человека в плаще с капюшоном, который направлялся к кебам.

— Ты не можешь один справиться с ними, — удерживала она Кипа дрожащим голосом.

— Я знаю, что делаю, — отозвался Кип. Она еще никогда не слышала, чтобы он говорил так властно. — Почти все мое детство прошло на улице. Все будет в порядке. — Он сунул руку в куртку и достал нож. — Когда я крикну, бегите прочь.

Холли услышала, что шаги приблизились, и напряглась всем телом.

— Я не могу тебя бросить.

— Я знаю, как себя защитить. А вы бегите к кебу и садитесь, и хватит мне перечить. Я не могу одновременно драться с бандитами и. еще беспокоиться о вас. — Потом он сказал громче: — Бегите!

Властность и раздражение, прозвучавшие в его голосе, придали Холли сил. Она подобрала подол платья и побежала. Но не успела она пробежать и ярд, как ее каблук задел о торчащий из мостовой камень. Лодыжка у нее подогнулась, она потеряла равновесие и упала лицом вперед, ударившись о мостовую. Почти не чувствуя боли в оцарапанных локтях и коленях, она обернулась к Кипу. Он наставил нож на двух мужчин, а третий побежал к Холли.