Евгения Марлитт - Семь нот любви Страница 4

Тут Елизавета опустила письмо и, затаив дыхание, устремила горящий взор на отца.

– Ну, что же ты решил, дорогой отец? – задыхаясь, спросила она.

– Мне довольно тяжело сообщать тебе свое решение, – серьезно проговорил он, – потому что я ясно вижу по твоему лицу, что ты ни за что на свете не согласишься променять прекрасный шумный Б. на лесное уединение. Но несмотря на это, ты должна узнать, что вот там, на столе, лежит уже запечатанное в конверт мое прошение князю Л… Однако мы готовы принять во внимание и твое желание, а поэтому согласны оставить тебя здесь, если ты…

– Если Елизавета не поедет, так я лучше тоже останусь здесь, – перебил его маленький Эрнст, боязливо прижимаясь к сестре.

– Успокойся, голубчик, – со смехом проговорила Елизавета, – мне уж, наверное, хватит места в экипаже, а если нет, то ведь ты знаешь, что я отважна, как солдат, и умею бегать, как заяц. Компасом мне послужит моя любовь к зеленому лесу, уже с детства занимающая немалый уголок в моем сердце. Таким образом, я мужественно отправлюсь в путь на своих двоих. Ну что вы сделаете, когда в один прекрасный вечер бедный усталый путник в истоптанных башмаках и с пустыми карманами постучит в старые ворота замка и попросит приюта?

– Конечно, нам придется впустить его, вернее ее, – с улыбкой ответил отец, – если мы не хотим навлечь на свой ветхий дом месть всех добрых духов, охраняющих отважные сердца… Впрочем, тебе, вероятно, придется пройти мимо старого замка и остановиться у некой одинокой избушки в лесу, если ты захочешь найти нас, потому что вряд ли нам удастся устроиться в этих развалинах.

– Этого я тоже побаиваюсь, – заметила мать. – Мы с громадным трудом проберемся сквозь чащу и заросли, как некогда несчастные женихи Спящей красавицы, и наконец найдем…

– Да это поэзия! – воскликнула Елизавета. – Ах, часть очарования нашей жизни в лесу уже исчезнет, если мы не сможем поселиться в старом замке! В какой-нибудь башне, наверное, найдутся четыре крепкие стены и хорошо сохранившаяся крыша, а остальное, поразмыслив хорошенько, можно всегда устроить. Мы заткнем щели мхом, заколотим досками ненужные двери и сами оклеим стены обоями. Растрескавшийся пол мы заклеим собственноручно сплетенными матами из соломы, объявим войну лакомкам в сереньких шубках, которые вздумают сделать набег на нашу кладовую, и, вооруженные метлами, смело ринемся на огромных пауков, которые будут висеть над нашими головами.

Погрузившись в мечты о предстоящей жизни в лесу, Елизавета с горящими глазами подошла к роялю и открыла крышку. Это был старый инструмент, издававший старые, хриплые звуки, но «Весенняя песнь» Мендельсона с чарующей нежностью полилась из-под пальцев девушки.

Родители молча сидели на диване, слушая музыку почти с религиозным восторгом. Маленький Эрнст уснул. Буря улеглась, но в окнах виднелся снег, падавший на землю большими хлопьями. Трубы соседних домов, из которых больше уже не шел, клубясь, дым, медленно надевали белый ночной колпак и мрачно смотрели в окна маленькой комнатки, где среди зимней вьюги ликовала радостная весна.

Глава 3

Троица! Слово, которое будет производить чарующее впечатление на человеческие души до тех пор, пока будет цвести хоть одно дерево, раздаваться песнь хоть одного жаворонка и сиять безоблачное голубое небо. Даже под кирасой эгоизма, даже под снегом старости, даже в безразличном усталом сердце, отягощенном заботами и горестями, это слово еще находит отклик.

Троица на дворе! В горах Тюрингена веет теплый ветерок, сдувает с их вершин последние остатки снега. Там, где еще несколько недель тому назад гневно бурлили весенние потоки, уже зеленеют яркие ковры мхов, бережно накрывающие наболевшие за зиму раны дряхлых гор и пересекаемые серебристыми нитями веселых ручейков.

По шоссе, вьющемуся в живописной долине тюрингенского леса, мчалась нагруженная почтовая карета, в которой семья Фербера направлялась в свое новое жилище. Стояло раннее утро, и ранний звон с какой-то маленькой колокольни возвестил три часа. Елизавета высунулась из душного экипажа и жадно вдыхала свежий лесной воздух, который, как она утверждала, сразу очистил глаза и легкие от городской пыли. Фербер задумчиво сидел напротив дочери. Он наслаждался красотой местности, но еще больше его трогали сияющие глаза девушки, которая удивительно глубоко чувствовала чарующую прелесть природы и была бесконечно благодарна за наступившую перемену обстоятельств.

С каким рвением работали ее прилежные руки, когда наконец она получила долгожданную бумагу о назначении Фербера! Елизавета взяла на себя все хлопоты по переезду.

Князь, правда, ассигновал приличную сумму своему новому служащему на дорогу, да и дядя оказал посильную помощь, однако, несмотря на всю расчетливость, этого далеко не хватало, поэтому Елизавета в немногие свободные часы, предназначенные для отдыха, исполняла швейную работу для бельевого магазина и проводила за нею даже многие ночи, о чем и не подозревали мирно спавшие родители.

Эта неустанная деятельность была омрачена лишь одним обстоятельством, стоившим Елизавете немало горьких слез. Оно состояло в том, что пришли два работника и взвалили на плечи ее милый рояль, чтобы отнести его новому владельцу. Его пришлось продать за несколько талеров, потому что ввиду его преклонного возраста он не выдержал бы далекой перевозки. Ах, он был всегда таким верным другом их семьи! Его слабый дрожащий звук был так же мил сердцу молодой хозяйки, как голос ее матери, а теперь по его почтенным клавишам, быть может, будут колотить какие-нибудь шаловливые детские руки и замучают старый инструмент, пока он не заглохнет навеки.

Путешественники в течение получаса ехали по ровному шоссе, затем свернули на проселочную дорогу в густом лесу. Солнце сияло во всей красе и весело смотрело на землю. Около полуночи над этой местностью пронеслась гроза с проливным дождем, и крупные капли еще висели на деревьях и кустах и с шумом падали на крышу экипажа, когда возница задевал кнутом свесившуюся ветку.

Вскоре лес стал редеть, и через некоторое время показался охотничий домик, стоявший на большом зеленом лугу. Возница затрубил в рог, в ответ на это раздался лай собак, и большая стая голубей, испугавшись, с шумом поднялась с крыши.

В дверях дома стоял человек в форме лесничего. Это был богатырь с громадной бородой. Мужчина внимательно всмотрелся в экипаж, а затем с громким возгласом сбежал с лестницы, распахнул дверцы кареты и прижал выскочившего Фербера к своей груди. Братья несколько мгновений простояли, обнявшись, затем лесничий, отстранив от себя брата, положил ему руки на плечи и окинул всю его тщедушную фигуру внимательным взглядом.