Мэри Бэлоу - Запретные нарциссы Страница 4

Он брел лесом, защищенным от морских штормов и явно процветающим, хотя деревья были все еще голыми после зимы. Весна, однако, наступала. Земля под его ногами было покрыта свежими зелеными побегами нарциссов, и, похоже, многие из них собирались вот-вот расцвести.

Он был доволен, что уже почти весна. Почему-то весной все казалось возможным.

А затем его собака начала истерически лаять и стрелой помчалась между деревьями.

Там, внизу склона, была девушка, очевидно собирающая бутоны. Хотя следом он увидел, что она не держала ни одного цветка, когда отскочила от приближающейся собаки, а затем в ужасе застыла.

Он однажды видел, как кот, которого Пятнашка преследовала с большой свирепостью, вдруг остановился и обернулся. А затем ему пришлось наблюдать неописуемо веселую сцену, как его лютая собака в невообразимом ужасе убегает от разгоряченного преследованием кота. Если бы Пятнашка могла карабкаться по деревьям, он не сомневался, что она стремительно влезла бы на самый верх и, съежившись, сидела бы там до тех пор, пока он не пришел ее спасать. Он находил трусость своей собаки крайне покоряющей.

— Она вас не тронет, — крикнул он девушке. — Она только лает, но никогда не кусает.

Пятнашка уже заискивала перед новой знакомой в своей обычной недостойной и неблаговоспитанной манере. Он поспешил вниз между деревьями, чтобы успокоить девушку.

Она была одета в простой серый плащ; платье, выглядывающее из-под него, было таким же простым. Она была без шляпы, светлые волосы гладко причесаны и скручены в простой узел на шее.

Он подошел совсем близко прежде, чем узнал ее. Она всегда напоминала ему сверкающий драгоценный камень. У нее всегда было больше вьющихся волос и больше локонов, чем у любой другой молодой леди. Она всегда одевалась более модно, чем кто-либо еще, с большим количеством рюшей, оборок, бантов и лент. И ее лицо всегда выказывало уверенность, что она осознает, как она прекрасна, желанна и неповторима. На ее лице почти можно было прочитать, что она дочь графа, хотя, как ни странно, в ней, казалось, не было никакого сознательного высокомерия.

Она изменилась почти до неузнаваемости, подумал он, чувствуя себя так, словно мощный кулак ударил его в живот и отнял дыхание. За пять лет она бесследно оставила девичество позади и стала женщиной.

Удивительно прекрасной женщиной.

Итак, встреча получилась вынужденной, прежде чем он смог хоть каким-то образом подготовиться к ней. Он понятия не имел, что привело ее в парк Ти Маур. По какому-то странному совпадению они прибыли в то же самое место в то же самое время.

Он видел, как узнавая его, расширились ее глаза и запылали щеки. Но потом краски с лица исчезли и оно стало неестественно бледным. Она стояла абсолютно неподвижно и тихо. Как и он в течение нескольких долгих мгновений.

— Леди Кэтрин, — наконец сказал он. Он не поклонился. Он обдумывал не поклониться ли ему, но почему-то это показалось неуместным.

Ее глаза ожесточились. Лицо стало бесстрастным.

— Кейт Бьюкенен, — сказала она. — Леди, которую вы назвали, больше не существует.

Он не мог придумать ни одной самой банальной вещи, чтобы ответить ей. После пяти лет, в течение которых он жил моментом встречи с ней, он был нем, а его разум пуст.

— Я уверен, — сказал он в конце концов, — что вы нарушили границу владения.

Ее разум даже не начал справляться с ситуацией. Она могла замечать только самое несущественное. Он был выше, чем она помнила, и шире в плечах. Но возможно, это впечатление создались из-за пальто. Он все еще был одним из самых красивых мужчин, каких она встречала. Его волосы были густыми и темными, несколько растрепанными из-за шляпы, черты лица четко вылепленными. Его глаза были даже более синими, чем она помнила — их синева всегда очаровывала ее. Темные глаза подошли бы ему больше. Темные глаза на задумчивом, строгом лице. Но они были синими.

Она не ожидала, что у него может быть игривая собака. Больше подошла бы лощеная и свирепая. Колли вытанцовывала перед нею и тявкала, а затем прыгнула к своему хозяину, побуждая двигаться снова. Она ожидала, что он в любой момент шлепнет собаку, заставив ту растянуться на земле. Вместо этого он потянулся вниз, и казалось, рассеянно, пощекотал собаку под подбородком. Он не сводил с нее взгляда.

Эта бесстрастность, эта погруженность в раздумья, этот недостаток юмора всегда нервировали ее, даже в течение первых дней того Сезона, когда он танцевал с нею на каждом балу и время от времени посылал ей на следующее утро букеты цветов, и иногда брал ее кататься в парке во время променада. Эрнест и Элджернон, два ее брата, в то время бывшие в городе, начали поддразнивать ее и предупреждали, что он ухаживает за ней. Даже тогда, хотя она была увлечена и польщена, ей было нелегко в его обществе.

Она никогда не была уверена, что он может ей понравиться.

Что он сказал сейчас? Что она нарушила границу владения? О, да, это именно то, что она ожидала услышать от него. Именно! И она действительно нарушила границу. Она была ужасно не права. Но, Боже мой, что он здесь делает?

В сознание начала вторгаться действительность. Так это он тот джентльмен, что арендовал Ти Маур? Но почему? Знал ли он, что она здесь? Должен был знать. Иначе это было бы слишком невероятным совпадением.

Внезапно она осознала, что она наедине с ним в лесу. Наедине и не права. Этот лес принадлежал ему, пока он арендовал поместье. И она вспомнила, что случилось при других обстоятельствах, когда она была с ним наедине и была не права. Она долго подавляла воспоминания пятилетней давности, но теперь они всплыли с поразительной живостью.

Она вспомнила потрясение от его поцелуя, от того, как его язык ласкал ее губы до тех пор, пока она не разжала их и не приоткрыла рот. И затем потрясение от его языка глубоко внутри ее рта, от исследования, поглаживания, скольжения внутрь и наружу, пока ее тело наливалось жаром, и ее полусон переходил в нечто совсем иное, делавшее ее совсем беспомощной.

Она вспомнила вес и жар его тела, когда он, одетый только в рубашку и панталоны, забрался к ней под одеяло, вспомнила ощущение его рук, поглаживающих, ищущих, сжимающих, и... раздевающих и ее, и его самого. А потом тяжесть его тела, его очень мускулистые ноги, широко раздвинувшие ее ноги, его руки, пробирающиеся под нее.

И ощущение его, входящего внутрь нее, на мгновение острая боль, а затем растущая жажда, нарастающее безумие по мере того, как он выходил и вторгался заново, пока все не разбилось вдребезги в чувстве, которого она никогда не испытывала прежде или с тех пор.

Она вспомнила все это в одно яркое, ослепительное мгновение, — тот факт, что она и этот мужчина разделили предельную близость. И тот факт, что он ничего потом не сказал. Она пробудилась позже и обнаружила его опять спящим на полу перед дверью. И на другой день, последний в их путешествии к Лондону, он был тихим и суровым, таким, как будто ничего не было. Он упомянул об этом только на следующий день, когда сделал ей предложение, — перед тем, как папа присоединился к ним. Она должна выйти за него замуж, настаивал он. Он взял ее девственность. Она может быть беременна.