Барбара Картленд - Благоуханье роз Страница 4

Она слышала, как полковник говорит ему:

— Отрадно видеть, что вас волнуют такие вещи. Я всегда мечтал о сыне, который носил бы мое имя.

— Меня особенно заинтересовали фамильные портреты, — ответил Джимми. — Я вижу, у вас богатейшее собрание.

— Они принадлежали моему прадеду. — Полковник улыбнулся. — Я думаю, он купил этот дом только потому, что здесь много места на стенах.

— Что ж, оно ему пригодилось, — сказал Джимми.

Сопровождаемый полковником, он пошел из комнаты в комнату и увидел в одной коллекцию маленьких китайских ваз.

— А это откуда? — поинтересовался он.

— У меня был один дальний родственник, — объяснил полковник. — Умирая, он оставил эту коллекцию моему отцу, но я не сказал бы, что она меня очень привлекает. Я предпочитаю картины.

— Так же, как и я, — согласился Джимми. Когда они возвратились в Кингз-Кип, он показал Никель три китайских вазы.

— Эта — династии Мин, эта — Сун, а последняя — Чин, — сказал он.

— Они очень… дорогие? — спросила Николь.

— Они уникальны! Бесценны! — ответил Джимми.

— И… Ты их… украл, — затаив дыхание, пробормотала Николь.

— У человека, который их не ценит, а значит, не имеет права обладать такими сокровищами! — возразил Джимми.

— Но… если полковник заметит, что они… пропали?

— Крайне маловероятно, — ответил Джимми. — Его интересуют только картины, и я был бы весьма удивлен, узнав, что он когда-нибудь пересчитывал эти вазы.

Бесполезно было говорить, что она думает по этому поводу.

На следующий день Джимми отправился в Лондон и вернулся, приплясывая от восторга: какой-то знаток восточной керамики заплатил за вазы сумму, о которой трудно было даже мечтать.

— Он говорил, что никогда не надеялся на такую удачу, и все твердил, что эти экземпляры — единственные в своем роде, — хвастался Джимми.

— И он… Не собирается их… перепродать? — с тревогой спросила Николь.

— К счастью, нет. Он хочет оставить их себе.

Николь вздохнула с облегчением.

Она боялась, что, если вазы попадут на какой-нибудь аукцион, об этом напишут в газетах, и полковник подумает, что они подозрительно похожи на те, что есть у него.

Николь всю ночь пролежала без сна, тревожась об этом.

Но в конце года Джимми повез ее к очередному родственнику.

Только однажды они ушли с пустыми руками — и то оттого лишь, что Джимми не нашел в доме ничего, что действительно стоило взять.

Николь была вынуждена признать, что после ремонта Кингз-Кип засверкал словно драгоценный камень.

Древняя кладка из розового кирпича была отреставрирована.

Окна и двери покрашены.

Потом Джимми начал одну за другой восстанавливать убранство комнат.

С каждым днем дом становился все прекраснее.

Но у Николь каждый раз замирало сердце, когда очередной посетитель начинал восхищаться Кингз-Кип.

Она боялась, что рано или поздно люди зададутся вопросом, на какие средства все это делается.

И вот сегодня, приехав домой, она ждала Джимми, который должен был вернуться приблизительно через час.

Он уехал в Лондон, чтобы продать картину, которую украл во время последнего визита.

Лорд Мерсей, их дальний родственник, был вдовцом.

У него не было детей — однако, по словам Джимми, он был довольно прижимист.

Это означало, как понимала Николь, что в свое время он отказался дать Джимми денег.

Лорд Мерсей был урожденный Танкомб.

Он стал пэром после того, как сделал выдающуюся карьеру в суде и был назначен членом Палаты Лордов по рассмотрению апелляций.

Картина была довольно велика.

Когда Джимми поздно вечером внес ее в спальню сестры, Николь воскликнула:

— Но… Ты же не можешь ее… забрать! Она такая большая, что ее пропажу сразу заметят!

— Это Дюге, семнадцатый век. Французские художники, которые учились в Италии, сегодня в цене, — твердо сказал Джимми.

— Где ты ее нашел?

— В Большом Зале, который используется только для крупных приемов.

— Но… Слуги все равно обратят внимание… — с сомнением сказала Николь. Джимми улыбнулся.

— Ты недооцениваешь меня, моя дорогая сестренка! Я заменил картину олеографией, которая, я уверен, понравится им куда больше!

Николь затаила дыхание.

— И она… Того же размера?

— Почти! Я нашел ее в коридоре на верхнем этаже, где никто не заметит ее отсутствия!

Джимми достал носовой платок и осторожно смахнул с картины пыль.

— Она даст нам новые шторы в гостиную, — прошептал он, — и позволит нанять еще одного садовника.

По его тону Николь поняла: спорить бесполезно. И Джимми был похож на влюбленного. Ради Кингз-Кип он готов был на все. Он принес картину к Николь, потому что ее сундучок был уже наполовину уложен. Наутро они собирались уехать.

— У меня так мало вещей, — сказал Джимми, — что камердинер заметит, если я понесу ее вместе с остальными.

— Я не хочу, чтобы она была у меня! — торопливо воскликнула Николь.

Но еще не успев договорить, она поняла, что Джимми не убедишь.

Он открыл сундучок, вынул платья, которые горничная уже аккуратно сложила, и спрятал картину на самое дно.

Потом Джимми сунул платья назад.

— Теперь укладывай остальное, — велел он, — и позаботься, чтобы горничная не стала тут рыться, в последнюю минуту запихивая то, что ты позабыла.

Всю ночь Николь не могла уснуть.

Она была очень испугана.

Но, когда они уезжали, никто не заподозрил, что с ними уезжает картина.

Джимми забрал полотно в Лондон.

Николь твердила себе, что ей совершенно все равно, сколько он выручит на сей раз, — и все же сгорала от нетерпения поскорее это узнать.

Услышав стук колес перед домом, она не стала ждать Баттера.

Их дворецкий страдал ревматизмом и ходил очень медленно.

Николь сама открыла дверь.

Джимми вышел из экипажа, и по его лицу было видно, что все прошло как нельзя лучше.

— Ты вернулся, Джимми! О, слава Богу! — воскликнула Николь.

Он наклонился, чтобы поцеловать сестру в щеку, а потом сказал:

— Да, я вернулся и привез с собой невероятные новости!

Джимми вошел в дом.

Баттер, с опозданием приковылявший из кухни, взял его вещи.

— Что случилось? — заговорщицким тоном спросила Николь, когда они вошли в гостиную.

— Много всего, — ответил Джимми. — Во-первых, я получил за картину тысячу гиней!

Николь задохнулась от удивления.

— Так много?

— А во-вторых, и это более важно, — продолжал ее брат, — в следующую пятницу мы приглашены к маркизу Риджмонту.

— К маркизу… Риджмонту? — повторила Николь. Она никогда раньше не слышала о таком.

— У него самое большее собрание живописи в стране, — пояснил Джимми. — И именно он купил у меня Дюге.