Анна Грейси - Отважная бродяжка Страница 4

— Нет, подождите, бабушка, послушайте вот это:

«И поскольку я была ее старой нянькой даже если некоторые и говорят что я недостаточно хороша чтобы быть нянькой у дочери викария это ложится на меня чтобы сообщить Вам к чему пришла моя девочка поскольку Вы были крестной матерью мисс Марии ее бедной усопшей матери…»

На этом месте леди Кейхилл встрепенулась и подалась вперед, в ее глазах появился неподдельный интерес.

«…и ее единственному оставшемуся ребенку ничего теперь не остается как поступить в услужение не соглашаясь чтобы я предоставила ей приют. По правде сказать мне и одной тесновато потому прошу Вас миледи пожалуйста помогите мисс Кейт поскольку Бог мне свидетель нет никого другого кто поможет.

Искренне Ваша Марта Беттс».

— Вы знаете кого-то из этих людей, бабушка? — полюбопытствовала Амелия.

— Полагаю, что да, — медленно произнесла леди Кейхилл, забирая письмо и просматривая его снова. — Думаю, девочка — дочь моей крестницы Марии Фарли, или Марии Делакомб, как ее звали до замужества. Она вышла замуж за пастора и умерла при рождении дочери… почитай, лет двадцать тому назад. До этого она успела родить двух мальчиков, теперь уж и не вспомню их имен. После ее смерти я потеряла связь с ее родными, но, возможно, это именно та самая семья.

Она вгляделась в адрес:

— Как я понимаю, это Бедфордшир? Точно. Хм. Одна, без семьи? Что могло случиться с отцом девочки и ее братьями?

Какое-то время леди Кейхилл хмуро смотрела на письмо, затем решительно метнула его на приставной столик.

— Что вы собираетесь делать, бабушка?

Леди Кейхилл приказала подать херес и печенье.

Как только прибыл муж Амелии, все перешли в столовую обедать. За крем-супом из водяного кресса[2] леди Кейхилл объявила о своем решении.

— Но, бабушка, вы действительно в этом уверены? — Амелия выглядела расстроенной. — Такая длительная поездка. Что если Джек и вас не примет?

Леди Кейхилл бросила на внучку взгляд величественного презрения.

— Не глупи, Амелия! — фыркнула она. — Мне никогда в жизни не отказывали в entre[3], ни в одном доме королевства. Куда заблагорассудится, туда и отправляюсь. Я была Монтфорд, девочка, до брака с твоим дедушкой, и никто, даже мой любимый внук, не может указывать мне, что я могу или не могу делать!

Она слегка коснулась своего рта изящной дамасской салфеткой и вылила херес в суп.

— Преснятина!

Чуть позже, гоняя по тарелке cailles a la Turque[4], она произнесла:

— По дороге приглашу дочь Марии навестить со мной Джека. Я не могу позволить ей голодать и не допущу, чтобы ребенок Марии Фарли стал прислугой! Тьфу! Надо ж до такого додуматься. Мать Марии в гробу бы перевернулась. Глупо было позволять дочери выходить замуж за бедного пастора.

Глаза леди Кейхилл сузились, когда она представила себе этот ужасный мезальянс.

— Фарли — прекрасная старинная фамилия, — нехотя признала она, — но отец Марии был последним представителем рода и, к тому же, бедным, как церковная мышь. Церковная мышь. Священник! Ха! — хмыкнула она, заметив нечаянную игру слов, затем притихла.

Вздохнув, леди устало расправила худые старые плечи. После чего, отодвинув тарелку, приказала подать еще хереса.

— Да, я вытащу моего мальчика из его черной меланхолии и займу делом. — Леди Кейхилл даже не взглянула на мясо по-шотландски и ламбер-пай[5], на пастернак[6] в масле и филе лосося, сваренное с корюшкой. Она лишь отведала скромный кусочек лимонного пирога. — Непозволительно оставлять Джека наедине с мыслями там, в дебрях Лестершира, где кроме слуг и поговорить-то не с кем, — он захиреет. — Она недовольно покачала головой. — Никогда не доверяла слугам, что бы там ни было!

Амелия доблестно пыталась подавить удивленное восклицание, заметив при этом, как муж весело подмигнул ей через стол. Подобное заявление было просто поразительным для женщины, которая считала дворецкого, повара, помощника повара, домоправительницу, несколько горничных и лакеев, посудомойку, извозчика, двух грумов, не говоря уже о камеристке, — всего-то минимальным набором прислуги, необходимой одной пожилой даме для комфортного проживания.

— Разумеется, бабушка, — выдавила Амелия, низко склонившись над столом.

— Не горбись над тарелкой, девочка, — рявкнула старуха. — Боже, уж и не знаю, как это поколение умудрилось вырасти с такими ужасными манерами. В наше время такое не допускалось.

Дверной молоточек требовательно звучал, эхом отдаваясь по всему небольшому пустому коттеджу. Вот он момент, которого Кейт ждала и боялась одновременно. Момент, когда она перестанет быть Кейт Фарли — сорвиголовой, дочерью викария Фарли, — а станет просто Фарли, служанкой, человеком-невидимкой.

Теперь, когда время пришло, внутри Кейт все трепетало. Она приближалась к черте, за которой уже не будет возврата. Сердце глухо застучало. Она чувствовала себя так, словно собирается прыгнуть с обрыва… «Такая аналогия нелепа», — строго сказала она себе. Она не прыгает, ее толкнули уже давным-давно, и иного выбора не осталось…

Распрямив плечи, девушка глубоко вздохнула и открыла дверь. Перед ней предстала властная пожилая леди невысокого роста, одетая в роскошные меха, которая тут же уставилась на нее ярко-синими нервирующими глазами. Позади нее виднелся элегантный экипаж для дальних путешествий.

— Чем могу вам помочь? — спросила Кейт, вежливо скрывая удивление.

Ничто в письме миссис Миджли не наводило на мысли, что ее новая хозяйка окажется настолько богатой и аристократичной, или что она заберет Кейт лично.

Пожилая леди проигнорировала ее вопрос. Она пристально разглядывала Кейт, совершенно пренебрегая любыми светскими приличиями.

«Девочка слишком худа, чтобы претендовать на звание красивой, — решила леди Кейхилл, — но в ней определенно есть нечто такое, что вызывает воспоминания о красоте ее матери — возможно, стройность фигуры и почти прозрачный цвет лица. Разумеется, у нее глаза ее матери. Что же касается остального…» — леди Кейхилл пренебрежительно нахмурилась. Волосы девушки имели самый заурядный каштановый цвет, без всякого намека на золотистый, бронзовый или рыжий оттенок, что придало бы им хоть какую-то оригинальность. В настоящее время они были стянуты в простой хвост, не украшенный ни локонами, ни завитками, ни лентами, как того требовала нынешняя мода. И действительно, ничто в ней не говорило хотя бы о малейшем знакомстве с модными веяниями: ее мрачная одежда, тусклого серо-коричневого цвета, выглядела совершенно безвкусной, хотя и безупречно чистой. Она свободно висела на ее худенькой фигурке.