Альфред Билл - Невеста оборотня Страница 4

Итак, пока я вел месье де Сен-Лаупа по пешеходным дорожкам, пересекавшим пастбища на склонах холмов, вниз к реке мимо фруктовых деревьев, гнувшихся под тяжестью плодов, я задавал себе вопрос, могла ли уже приехать Фелиция, и еще сотню других вопросов, вызванных ее появлением. Лучи быстрозаходящего солнца, пронизывая ветви яблоневых деревьев, ласкали наши руки и лица неуловимым теплом, но вечерняя прохлада уже поднималась от реки, создавая удивительную пьянящую смесь с ароматным благоуханием спелых фруктов и соленым морским воздухом, приносимым стремительно накатывающим приливом. Тени от холмов на западном берегу более чем наполовину накрыли ширину реки. Далеко внизу, на краю вспаханного поля, их вершины, розовые на фоне таинственной тьмы, все еще купались в сильном солнечном свете. Дымовые трубы города курились огнями ужинов, и флюгер на колокольне церкви святого Михаила блистал своей новой позолотой над щетиной безлистных вершин вязов. Воздух был так тих и недвижим, что каждый мог почти поверить, что слышит журчание протекающей мимо мола воды в доброй полумиле от того места, где мы находились. Вдали пробили городские часы.

И мысль о том, что уже на следующий вечер ужас войдет в эту мирную жизнь, что мы видели заход солнца, после которого на протяжении многих недель люди уже не будут безмятежно прогуливаться по окрестным холмам, как это делами мы сейчас, что они будут спешить назад к своим домашним очагам, тревожным взглядом отмечая приближение сумерек и оценивая расстояние до ближайшего убежища, — эта мысль показалась бы мне тогда невероятной, она бы просто не могла прийти мне в голову!

Резкий скрип колес почтовой кареты донесся до нас с оконечности мыса. Подобно эху от пистолетного выстрела, щелкнул кнут кучера. И легкий экипаж появился на дороге в тот момент, когда мы поднимались по ступенькам перехода через дорожное ограждение. Желтые панели кареты сверкали золотом в лучах заходящего солнца; старик в кучерском плаще с медными пуговицами и множеством пелерин правил двумя уставшими лошадьми; служанка, величавая негритянка средних лет, в белом тюрбане и красной шали, опоясывающей крест-накрест ее впалую грудь, восседала на скамейке для слуг позади экипажа. Два небольших кожаных чемодана и большая плетеная корзина на багажной полке дополняли впечатление, произведенное слугами, и когда молодая девушка наклонилась над опущенным стеклом в дверце кареты, чтобы спросить, действительно ли Нью-Дортрехт впереди, я уже не нуждался в доказательствах, подтверждающих ее южный акцент.

Это была та молодая особа, к которой я заранее испытывал глухую и упорную неприязнь, и которая оказалась такой хорошенькой и привлекательной, как и обещал мой дядя, и которая, увы, должна была таить в своем характере недостатки, оправдывающие предубеждение, испытываемое мною против нее. И теперь, когда я нашел ее юной красавицей, продемонстрировавшей мягкий и добрый нрав и естественное чувство собственного достоинства, с которыми она задала свой вопрос, с прямым, открытым взглядом, преисполненным самообладания, ее природное величие заставило развеяться мое предубеждение, изменить прежнее решение и привело в такой полнейший беспорядок мои чувства, что я, безмолвный, оцепенел на мгновение.

Мосье де Сен-Лауп не находился в столь невыгодном, как я, положении. Сняв шляпу, он тотчас многоречиво и непринужденно обратился к девушке. Правильно ли он понял суть вопроса мадемуазель? Узнавала ли она путь? Не будет ли мадемуазель любезна повторить свой вопрос, и помедленнее, так, чтобы такой бедный иностранец, как он, был уверен, что понял ее. Придя в себя, я увидел направленный на девушку взгляд его рыжевато-коричневых глаз, каким светские щеголи рассматривают дам на бульваре Пале-Рояль. Под его пристальным взглядом ее лицо покраснело; ее тонкие, темно-золотые брови содвинулись вместе и она, слегка запинаясь, повторила свой вопрос. Моя кровь вскипела.

— Извините, мосье, — резко произнес я, — эта леди — моя забота.

И я встал между ними. Француз, конечно, при любых обстоятельствах остается французом, но если он пренебрегает обычаями страны, в которой решил поселиться, он должен быть проучен — вот и все.

— Но я не думал… — прервал он меня.

— Это мисс Пейдж из Мериленда, моя кузина, которую мой дядя ожидает вот уже целую неделю, — продолжил я со всей решительностью, всем своим видом показывая ему, что мои слова не нуждаются в дальнейших пояснениях. Затем, уже из окна кареты, я вновь обратился к мосье де Сен-Лаупу:

— Уверен, сэр, что, учитывая данные обстоятельства, вы извините меня. Вы можете, тем не менее, продолжая свой путь, добраться до Хай-стрит и вашего временного жилья. Мой дядя с удовольствием будет ждать вас у себя после ужина. О'ревуар!

— Я очарован вашим вниманием, — ответил он вполне учтиво; и мы отъехали, оставив его, все еще державшего шляпу в руке, на обочине. Но лицо француза вновь стало таким же огненно-красным, каким оно уже было дважды за этот день. Однако его взгляд был адресован не мне. Он пристально всматривался во что-то на экипаже, находящееся чуть-чуть надо мной. Я высунулся из окна кареты, вытянув шею насколько это было возможно, чтобы увидеть, что же могло так сильно заинтересовать его, и мне удалось на мгновение поймать взглядом служанку Фелиции. Она, продолжая сидеть на скамье для слуг позади экипажа, круто обернулась в сторону француза; сильные, чистые линии ее рта и подбородка были четко видны на фоне вечернего неба — казалось, что она, потрясенная, пожирает иноземца глазами.

— Вы проехали сегодня много миль, кузина Фелиция? — спросил я, как только устроился на заднем сиденье кареты. В маленьком объеме экипажа, оказавшись так близко от девушки, я почувствовал, что моя голова вновь пошла кругом.

— Я думаю, не более 15 миль , кузен Роберт, — ответила она застенчиво, а ее опущенные ресницы почти касались нежных, румяных щек. — Вчера мы проехали свыше 30 миль , поэтому дали отдохнуть лошадям и в путь сегодня отправились позже.

— Это те самые лошади, на которых вы выехали из Мериленда, кузина Фелиция?

— Именно они, кузен Роберт. — Но теперь ее ресницы были подняты, ее глаза весело смотрели на меня; а в мягком изгибе ее губ таилась улыбка, рождающая ямочку на левой щеке. — Да, кузен. Дороги в основном были превосходные. Я думала, что Филадельфия необыкновенно большой город, но Нью-Йорк еще веселей и ярче. Погода нам благоприятствовала; я ни разу чрезмерно не уставала, и…

— Вот-вот! — рассмеялся я, уловив смысл ее шутливых замечаний. — Если вы и дальше будете столь же расточительны по отношению к темам нашего разговора, то как мы станем поддерживать беседу, пока не достигнем дядюшкиного дома?