Лариса Кондрашова - Приключения наследницы Страница 4

На самом деле старику было сорок восемь лет, всего на два года больше, чем моему отцу, князю Михаилу Болловскому, когда разорвавшееся поблизости вражеское ядро – или шальная пуля, я точно не знала – лишило наш род своего последнего мужчины.

Я не знала, почему мой отец, которому по роду его деятельности полагалось сидеть где-нибудь в Главном штабе и планировать ход сражений, вместо этого оказался в самом опасном месте фронта всего лишь с одним ординарцем.

Но видимо, узнать об этом мне уже было не суждено.

Итак, в один прекрасный момент я позвала Амвросия в гостиную и сказала:

– Амвросий, мне нужно с тобой поговорить.

– Я давно этого жду, ваше сиятельство, – отозвался он, и мне послышалось осуждение в его голосе.

Давно ждет? То есть мне следовало завести этот разговор гораздо раньше? Но как он смеет пенять мне на то, что я... никак не хотела взрослеть и принимать нелегкую правду о моем положении.

Нет, скорее всего это я себе придумала. Амвросий просто не осмелился бы меня осуждать. Но я сама все не решалась заняться делами, все тянула, медлила, как будто это могло замедлить необходимость моего взросления. Потому, едва приняв решение всерьез заняться делами, я тут же стала себя корить за то, что сделала это слишком поздно.

– Скажи, мы теперь бедные, да? – выпалила я.

Ну вот, опять я не хотела определять этого сама, а пыталась заставить сказать страшные слова бедного Амвросия.

– Я не могу знать этого наверняка, княжна, но, поскольку из вашего имения в Дедове теперь не поступают деньги на содержание дома, можно предположить, что их нет. Управляющий господин Фридрих всегда был так обязателен, так своевременно присылал деньги... Вот уже четыре месяца он даже не пишет.

– А если его нет в живых? – предположила я.

Лицо опытного слуги не выразило никаких эмоций, разве что легкую задумчивость.

– Все может быть, – наконец отозвался он. – Если он умер своей смертью или погиб в результате военных действий, то этого просто некому больше сделать. Иными словами, что-то на вашей земле выращенное продавать и получать за это деньги. Если есть с кого и за что получать... В таком случае нужно срочно нанимать нового управляющего. А для этого...

– Нужно в Дедово кому-нибудь поехать, – продолжила я его мысль. – И поехать, кроме меня, некому.

Амвросий нехотя кивнул. Одно только: нанять нового управляющего мне вряд ли удалось бы в силу того, что я была слишком молода и не имела опыта распознавать деловые качества того или иного человека. Но я отчего-то уверилась, что достаточно будет мне прибыть в имение, как там, на месте, для меня все прояснится. И даже я, несмотря на младость лет, смогу принять верное решение.

И вот до моего московского дома осталось добираться совсем недолго. С крестьянином, что вез меня на телеге, мы решили доехать до рынка, а там уже попробовать найти извозчика. Не всех же лошадей извели французы!

Извозчик и в самом деле нашелся. Правда, его лошадь плелась пешком до нашего дома часа полтора, в то время как нормальный рысак домчал бы нас вполовину быстрее.

Картина, которая предстала моим глазам, способна была бы вызвать обморок у более впечатлительной барышни. Но, как любила повторять моя гувернантка Мадлен, оставшаяся в Париже, «настоящая аристократка должна владеть своими чувствами»! И я владела. Все равно появившийся где-то внутри холодок некоторое время не давал мне вздохнуть полной грудью от удара, каковой я получила.

Наш дом, тот, что прежде сиял по вечерам огнями, а днем – чисто вымытыми стеклами, теперь пялился на нас пустыми глазницами окон. Металлическая кованая ограда уцелела, но ворота, ажурный узор которых называли не иначе как произведением искусства, куда-то исчезли.

Белые колонны парадной лестницы оказались посечены осколками снарядов, а мраморные ступени выщерблены, словно по ним взад-вперед таскали тяжелые пушки.

Теперь я поняла, почему в письме Хелен говорилось о развалинах. Другого слова она и подобрать не смогла. Разве что – руины.

Где же могла жить она сама? Где жила моя бедная мама? Не иначе во флигеле, где прежде обитал наш садовник.

Так и оказалось.

Современные писатели любят сетовать на то, что молодое поколение – надо понимать, к нему отношусь и я – выросло бездуховным и бесчувственным... Вообще с множеством «без». Но думаю, ни один молодой человек на моем месте не остался бы равнодушным. И испытал бы чувство запоздалого гнева, возмущения или остолбенения, наблюдая вместо богатого дома жалкие останки будто бы прежде живого, цветущего организма.

На нетвердых ногах я отправилась к флигелю, в какой-то момент даже покачнувшись, потому что Сашка осторожно поддержал меня под локоть. Этого еще не хватало – проявлять слабость перед слугой!

Первые несколько минут после нашего с ней знакомства обрадованная Хелен только и делала, что говорила, а я, все еще ошеломленная, не слышала и половины из ее болтовни.

– Бедная княгиня! Как она страдала! Говорила: «Доченька, моя доченька!»

Это меня удивило. Моя мама сентиментальностью не отличалась. И причитать по мне, живой, лежа на смертном одре, было бы и вовсе ей не свойственно...

Невольно я оглянулась на Аксинью. Она отвела взгляд, словно не соглашалась со словами Хелен, но при этом не хотела вмешиваться. Как бы то ни было, а Хелен по положению была выше крепостной девушки, и Аксинья это прекрасно понимала.

– Хелен, а как вы познакомились с мамой? – осторожно поинтересовалась я.

– О, княгиня была так добра, она приютила меня, несчастную, которая бродила по Москве без куска хлеба и пристанища...

Чем больше Хелен рассказывала, тем больше ее рассказ казался мне невероятным. Чтобы моя мама подобрала незнакомую англичанку, никем ей не представленную, да еще и привела ее к себе, сама не имея приличного жилья? Это было так на нее не похоже. Или я совсем не знала собственную мать?

От рассказов о моей матери Хелен перешла к своим злоключениям. Она называла какие-то имена, упоминала каких-то добрых людей, без которых она бы не выжила...

Потом она произнесла некое мужское имя, которое весьма удивило меня. То есть мало ли иностранцев посещало Россию во времена ее благоденствия, но чтобы во время войны! А тут Хелен увлеклась: Джим то, Джим это, так что в конце концов я не выдержала и поинтересовалась:

– Кто такой Джим и что он делает в нашей бедной стране?

– Я же объясняю вам, княжна, – обиженно взглянула на меня Хелен. – Джим Веллингтон случайно остался в Москве. Он приехал из Петербурга, где работал в английской миссии...

– И что ему нужно?

Я спросила это машинально: мне не было никакого дела до соотечественников Хелен.