Розалинда Лейкер - Сахарный павильон Страница 4

После того как к нему обратились по званию, которое он когда-то носил, маркиз сразу подтянулся, с озабоченным видом посмотрев по сторонам.

– Тогда будьте начеку, мадам, вполне возможно, в погоню за нами уже бросились мушкетеры. Австрияки коварны! Поспешим к лесу!

Убедившись, что по ту сторону стены никого нет, Софи помогла маркизу пробраться сквозь пролом. Антуан был уже далеко впереди. Забыв об осторожности, он завизжал от восторга:

– Смотрите! Да это же Бижу!

Под деревьями стояла оседланная и взнузданная кобыла графини. Откормленные, ухоженные бока лошади лоснились в тусклом свете сумерек. Софи могла предположить только то, что напуганная учиненным в конюшне погромом, Бижу сама прискакала сюда. Антуан подбежал к лошади. Не раз он отправлялся на верховые прогулки вместе с матерью, оседлав своего крохотного пони. Софи прибавила шагу, чтобы нагнать мальчика, однако при ее приближении лошадь беспокойно зафыркала и забила копытом. Девушка сразу застыла на месте, опасаясь, что кобыла может громко заржать, и позволила Антуану подойти к лошади первым.

– Ты будешь боевым конем дедушки, – защебетал мальчишка, поглаживая лошадь по гриве.

Мальчик был хорошо знаком лошади, но строптивое животное наверняка бы не подпустило к себе Софи. Положение спасли сладкие винные пирожные.

Пришлось скормить Бижу несколько штук, прежде чем Софи смогла привязать свой дорожный саквояж и фонарь к седлу. Маркиз с трудом вскарабкался на лошадь, став для этого на находившийся поблизости замшелый камень. Софи посадила Антуана впереди дедушки и, взяв лошадь под уздцы, пошла впереди по заброшенному лесному проселку. С тех пор как она поселилась в шато де Жюно, Софи не раз приходила сюда, чтобы в одиночестве оплакать безвременную кончину своего отца. Бродила она по здешним лесам и тогда, когда уже больше не в состоянии была выдерживать грохот большой кухни.

Солнце уже село, однако в сумерках отчетливо различалась тропинка, по которой они шли, Софи не страшилась заблудиться в темной чаще.

– Быстрее! – суровым тоном командовал маркиз, очевидно предполагая, что лошадь ведет, как минимум, бравый капрал. – Мы должны как можно дальше оторваться от неприятеля!

Как раз именно об этом она сейчас и думала. Полузаброшенная дорога была крайне неровной, местами совершенно заросшей кустарником, но это было даже к лучшему. Вряд ли злодеи догадаются преследовать их именно этим путем. Когда беглецов окутала тьма, Софи зажгла фонарь. К тому времени Антуан уже глубоко спал, прильнув к дедушке, также клевавшему носом. Большую часть ночи девушка провела на ногах. Окружавшая их местность уже давно была ей не знакома и время от времени Софи останавливалась, пытаясь определить направление движения по мерцавшим над кронами звездам. Она в достаточной степени знала астрономию, чтобы без труда найти Полярную звезду, которая указывала им путь на Па-де-Кале, путь к свободе. Когда, наконец, Софи стало покачивать от усталости, она решила, что уже пора устроить привал. Она выбрала подходящую для этого рощицу с протекавшим по ней ручейком.

Антуан даже не проснулся, когда Софи сняла его с лошади и укутала в плащ. Маркиз самостоятельно слез с седла и, привязав Бижу, устроился на ночлег прямо под деревом. Девушка предположила, что за долгие годы службы в армии маркизу не раз приходилось спать на земле, и сейчас в этом для него ничего необычного не было, поскольку прошлое уже давно было для старика куда реальнее настоящего. Накрыв мальчика для большего тепла шалью графини, Софи попыталась уснуть, однако метавшиеся в голове мысли не позволяли ей этого сделать.

В очередной раз события, приведшие ее в шато де Жюно, проходили перед мысленным взором девушки. До совершеннолетия она росла в большой квартире, помещавшейся над лавкой отца, в доме с небольшим кондитерским цехом, где и производились знаменитые папины сладости. Смерть матери, последовавшая после двухмесячной болезни, совпала со временем взятия Бастилии. Два этих события положили конец годам достатка и покоя. Отец стал жестокосерден и угрюм, изменилась и его клиентура. Иностранные дипломаты покинули Париж после ареста короля и королевы, аристократия разбежалась, Версальский дворец, постоянно делавший заказы на кондитерские изделия месье Делькура, опустел. Анри Делькур явно не собирался расшаркиваться перед революционным командиром, ввалившимся в его лавку после митинга с требованием казни королевской семьи.

– Убирайтесь отсюда! – в ярости вскрикнул Анри. – Здесь обслуживаются только истинные патриоты.

Его сбили с ног, сломали ему ребра и пробили голову. Затем сбросили со второго этажа на булыжную мостовую, и простая телега отвезла его еще трепещущее тело к братской могиле, одной из многих, в которых в те дни хоронили погибших от революционного произвола. Софи, в тот день посланная отцом на рынок, придя домой, увидела, что входная дверь заколочена. Нашлось немало очевидцев, рассказавших ей, что именно здесь произошло, но никто из них не посмел проследовать за телегой, и место погребения отца навсегда осталось для Софи тайной.

На ней было лишь то, что она успела в то утро надеть, однако кошелек полнился золотыми монетами – один из клиентов отца, встреченный ею по пути домой, просил передать то, что давно задолжал месье Делькуру. Ночевала она в доме своей старой подруги Марии Терезы и ее мужа Мориса. На следующий день Морис узнал, что уже выдан ордер на арест Софи и что ее вместе с отцом обвиняют в подрывной деятельности против правящего в стране Национального Конвента.

– Это всего лишь попытка оправдать убийство твоего отца, – объяснил Морис. – Мария Тереза даст тебе самое необходимое, а я уж как-нибудь незаметно вывезу тебя из города.

На прощание Софи с благодарностью обняла своих верных друзей. Решение бежать в шато де Жюно созрело по двум причинам. Во-первых, место это находилось за много миль от Парижа, и здесь не было еще никакой смуты, во-вторых, граф в течение многих лет был постоянным клиентом ее отца, что давало девушке определенную надежду получить у него работу. Как только она прибыла в шато, мажордом, сразу же Софи признавший, взял ее на работу, сказав при этом, что граф уже истосковался по своим любимым пирожным с тех пор, как парижский кошмар положил конец прямым поставкам. Именно то, что Софи делала любимые пирожные графа, и сблизило ее с графиней куда больше, чем это предполагал местный этикет. Время, проведенное в шато, было периодом относительного покоя и благополучия, и Софи могла начать строить свою жизнь заново. Теперь она понимала, сколь была глупа, думая, что счастье будет длиться вечно… Глаза ее закрылись, и Софи наконец уснула.