Екатерина Романова - Прекрасная славянка Страница 4

Любава удивлялась. Раньше у нее не было времени задумываться, красива ли она. Лишь вызывало недоумение постоянное желание матери запачкать ее грязью и спрятать от людских глаз.

«Бедная мама, даже это не помогло. Пять ее дочерей были проданы князьям несколько лет назад, и об их судьбе ничего не было известно».

Любава постаралась не заплакать. Менее всего сейчас были бы уместны слезы.

Сивой смотрел на нее все более благосклонно, и вдруг склонился к ее шее с поцелуем, затем жадно перешел к губам, и руки снова потянулись, как и вчера, к бедрам.

Девушку снова охватила паника, и она чуть было не начала вырываться. Но все-таки смогла говорить так же спокойно, как и раньше.

— Сивой, могу ли я попросить тебя проявить терпение до вечера? Я не должна этого делать, но свет смущает меня, и я боюсь обидеть тебя своим страхом и невниманием.

Любава с трудом понимала, о чем просит, и голос ее дрожал, но, как ни странно, на сотника это произвело впечатление.

«Ей показалось или действительно в его взгляде было одобрение? Ему понравился ее ответ?»

Любава ликовала. Незаметно одергивая подол, она грациозно спустилась с высокой кровати, протянула хозяину кувшин с водой, который обнаружила под столом.

«Пусть умоется после сна, хоть как-то отвлечется от созерцания ее тела».

Сотник умылся. Одеваться он не спешил и, будто бы не замечая своей наготы, передвигался по комнате голым. Любава краснела и пыталась не расплескать воду. Она отчаянно молилась всем известным ей богам сразу нескольких народов, чтобы он быстрее вспомнил о своих делах и покинул дом. Но при этом девушка просто не могла не восхититься его великодушием и данной ей отсрочкой.

Любава, хоть и пыталась убедить себя, что будет использовать этот день исключительно для подготовки побега, понимала, что это не больше чем обман. И по поводу планов на предстоящий день терялась в догадках.

Сивой сам пришел на помощь. Начав одеваться, он продолжал разглядывать ее фигурку под платьем и босые ноги, а затем предложил:

— Сегодня будет охота, в честь нашего возвращения, ты хотела бы поучаствовать?

Любава улыбнулась: «Все, что угодно, лишь бы не отбиваться от него в постели». Вместе с тем охота представлялась ей интересной.

«Вокруг множество воинов, которые будут трезвы и не посмеют к ней прикоснуться, потому что она принадлежит другому. Рядом будут слуги, подадут много вкусной еды. К тому же, наверное, можно будет увидеться с женой сотника Елиной».

Хотя в любом случае ее ответ мог быть только «да», и она кивнула.

— Ты хорошо держишься в седле? — поинтересовался Сивой, на котором уже красовались новые штаны из мягкой кожи, рубашка и половина из полагающихся доспехов.

— Прекрасно держусь, — отозвалась Любава, — почти с самого рождения.

Сивой усмехнулся. Девушка заметила, как от уголков глаз при этом пролегли морщинки, как двинулись от движения губ усы, и это показалось ей очень привлекательным.

Меньше чем через час она уже скакала на невысокой резвой кобыле, одетая в простое мужское платье, с группой дружинников, участвовавших в охоте. Любава старалась не думать о том, что седло ее лошади украшено богаче, чем собственная одежда. Положение рабыни делало невозможным сам факт участия, наравне с хозяином, в развлечениях, однако же она ехала рядом. А уж размышлять о том, что она лишь предмет его обихода, что положение охотничьей собаки или той же лошади гораздо более завидно, чем ее, не хотелось и вовсе.

По правую руку от мужа ехала Елина. Ее разрумянившееся лицо было прекрасным, а взгляд невозмутимым и кротким. При встрече с Любавой она лишь едва заметно кивнула. Девушка понимала, что Елина просчитывала любые мелочи. Никому не должно прийти в голову, что ее волнует присутствие рядом с мужем прекрасной юной рабыни. Ни раздражения к сотнику, ни интереса к его живой добыче не было заметно в ее поведении. Уверенная в себе, согласно случаю прекрасно одетая, она была умелой и быстрой в верховой езде.

Во время охоты Елина лишь несколько метров проехалась рядом с Любавой, но даже этого времени ей хватило, чтобы шепнуть:

— Тебе будут каждый день подавать питье, в небольшой серебряной чарке, обязательно выпивай его. Это позволит избежать зачатия.

Любава кивнула. Рождение потомства считается благословением богов, но сейчас благоразумнее быть в милости у Елины. Девушка считала, что с богами будет проще договориться.

Когда Елина отъехала, Любава принялась рассматривать дружинников и улыбнулась, видя, как они выслуживаются перед Сивоем.

«Не было никого, кто мог бы сравниться с ним. Говаривали, что о Сивое слагали былины. Будто бы он может остановить вепря ударом кулака или щелчком перевернуть телегу. Интересно было бы узнать, насколько преувеличивает народ…»

Тем временем охота становилась все азартнее, и Любава попала в группу конных, которые выгоняли вепря. С хрипами огромное мощное животное продиралось сквозь чащу, подгоняемое звуком охотничьих рожков. На какое-то мгновение Любаве показалось, что она снова в селении отца и участвует в веселых забавах. Она пришпорила свою кобылку и углубилась в заросли орешника. Ветки хлестали ее по лицу, но азарт уже не позволял замечать такие мелочи. Девушка сама не заметила, как перепуганная чем-то лошадь вынесла ее прямо на свирепое животное. Кобыла поднялась на дыбы, и Любаве понадобилась вся ее сноровка, чтобы усидеть в седле. Нужно было придумать, и как можно быстрее, что делать дальше.

Та роль, которую ей отвели в облаве, не предполагала никаких активных действий, оружия ей бы ни за что не дали. Прочие участники охоты, судя по звукам, были еще далеко. Стараясь не думать о кровожадных повадках вепря, Любава закричала и, прилагая огромные усилия, направила лошадь к огромному поваленному дереву. Кобыла легко перемахнула через него, а Любава вцепилась в свисающие ветки стоящих рядом деревьев.

Чаща спасла ее! Лошадь умчалась дальше, шарахаясь от появившихся конных. Против вепря выступил цвет княжеской дружины, и можно было не сомневаться в исходе охоты. А вот о себе стоило бы побеспокоиться.

Сивой снял девушку с дерева и со смесью усмешки и раздражения принялся рассматривать ее исцарапанное лицо.

— Храбрость — удел мужчины! Женщине она портит лицо! — расхохотался он.

Любава только улыбнулась и стыдливо уткнулась в огромное плечо Сивоя.

Больше ее не тянуло на геройство.

«Упустила хозяйскую лошадь, испортила свой внешний вид, потеснила в седле самого Сивоя — хуже не придумаешь. Зачем было привлекать к себе столько внимания?!»

Перед самым крыльцом, ссаживая ее на землю, Сивой шепнул: