Дебора Мартин - Любовь срывает маски Страница 4

— Какое отношение этот врач имеет к Лидгейту? — поинтересовался Фолкхэм деланно-небрежным тоном.

Карл ответил не сразу. Он молча подошел к резному бюро, стоящему недалеко от окна, и, выдвинув один из ящиков, что-то вытащил оттуда. Выражение его лица при этом было весьма мрачным. Затем король вернулся к Фолкхэму и вложил этот довольно тяжелый предмет ему в руку.

— Это должно послужить ответом на ваш вопрос. Он носил его на цепочке, надетой на шею. При аресте солдаты его отобрали.

Фолкхэм взглянул на причудливый медный ключ на толстой цепи. С внезапно окаменевшим лицом он поднес его поближе к глазам и провел пальцами по необычной головке ключа, отлитой в виде головы сокола. Когда же он наконец поднял взгляд на короля, его глаза полыхнули странным голубым огнем.

— Так, значит, именно ему мой дядя продал Фолкхэм-хауз, — произнес он ровным тоном, в котором не было вопроса, а лишь звучало утверждение.

Однако короля не обмануло видимое спокойствие графа. Он почти ощущал гнев, клокочущий в душе молодого человека.

— Да, именно ему, — тихо подтвердил Карл.

Каждый мускул на лице графа, казалось, застыл в невероятном напряжении, и сам он непроизвольно выпрямился, расправил плечи, всем своим видом уже напоминая не придворного, но воина, готового к битве. По тому, как напряглись его руки, сжимающие ключ, Карл мгновенно понял, какая борьба сейчас идет в душе графа. Фолкхэм пытался обуздать свою ярость, выход для которой он обычно находил в сражении.

Карл не мог винить Фолкхэма за эти чувства. Карл и сам был потрясен, когда восемь лет назад услышал, что Тарле продал родовое поместье Фолкхэмов. Узнав об этом, пятнадцатилетний Гаретт еще более утвердился в своей ненависти к дяде.

— В наши дни весь мир сошел с ума, Гаретт, — сказал Карл, пытаясь успокоить молодого человека. — Люди разбрасываются землями, словно это мешки с зерном.

— Но те-то земли были проданы своими законными владельцами, а не захватчиками, — с горечью заметил Фолкхэм.

— Не забывайте, что, помимо вашего дяди, никто не знает о том, что вы живы.

— Что ж, сегодня они узнают об этом. Или, может быть, завтра, когда я обращусь в палату лордов с просьбой, чтобы мне вернули мои земли.

Карл улыбнулся.

— И они непременно удовлетворят вашу просьбу. Я буду настаивать на этом.

Какое-то время Фолкхэм молчал, вертя в руках ключ. Затем сдержанно заговорил, обдумывая каждое слово:

— Этот врач, что купил мое поместье… Не думаете ли вы, что он и мой дядя действовали сообща, покушаясь на жизнь Вашего Величества? Фолкхэм-хауз связал их. Возможно, этот врач узнал о том, что моя судьба, а значит, и его надежды на владение поместьем неразрывно связаны с вами.

Карл вновь отвернулся к окну, рассеянно потирая подбородок.

— Или же Тарле и его «круглоголовые» друзья увидели здесь прекрасную возможность манипулировать человеком совершенно безобидным на вид и не вызывающим ни у кого подозрений. Впрочем, я сомневаюсь, что все это дело каким-то образом связано с вами и вашим возвращением. Вполне возможно, что этот врач даже не подозревает о вашем существовании. И даже если бы знал…

— Если бы он знал, ему бы следовало отказаться покупать мое поместье, — закончил за короля Фолкхэм.

Карл постарался не замечать горечь, звучавшую в голосе его молодого друга.

— Даже и в этом случае вам не следует винить его слишком сурово. Ведь в те дни все полагали, что мы останемся изгнанниками навечно. Даже вы и я думали так. Не говоря уж о вашем дяде.

— Это не оправдывает предательства Тарле.

— Конечно, нет. И все же я никогда не мог понять, почему вы ненавидите его столь яростно, что готовы рискнуть всем, лишь бы отомстить ему.

Фолкхэм отвернулся, и король увидел, как заиграли желваки на его скулах.

— У меня есть на то веские причины.

Карл в этом не сомневался. Временами ему очень хотелось узнать, что же это за причины. Но он уважал желание Фолкхэма держать свои мысли при себе и никогда не настаивал на откровенности.

— У меня нет никаких сомнений в том, что вы заставите своего дядю пожалеть о содеянном, что бы это ни было. Сначала вы были еще слишком молоды для такой ненависти и не могли ничем навредить Тарле, но сейчас мне почти жаль его за то, что вы намерены сделать с ним. Я понимаю, вы имеете все основания желать отмщения. Но помните и о моем стремлении любой ценой сохранить мир и относительное спокойствие в королевстве.

Одного взгляда на сердитое, сразу вытянувшееся лицо графа было достаточно, чтобы понять, что тот не в восторге от подобного напоминания. Король продолжал его убеждать:

— У вас есть деньги, чтобы восстановить свое поместье. И вы вернете все свои земли, так же как и…

— А что этот врач? Вы лишите его прав на Фолкхэм-хауз? Закон ведь гласит, что земли, проданные за время отсутствия Вашего Величества, сохраняются за своими новыми владельцами.

— Он участвовал в заговоре и повинен в предательстве. Разумеется, я конфисковал его земли. И теперь с удовольствием передаю их вам. Вы понимаете? У вас будет все, что вы желали. Не испытывайте мою доброту какими-либо безрассудными действиями против вашего дяди, которые могут навлечь беду на нас обоих.

— Его злодеяния заслуживают любого возмездия, которое я посчитаю подходящим для него, — заявил Фолкхэм с холодной непреклонностью. — И при случае я не колеблясь воздам ему за все сполна.

— Именно этого я и боюсь, друг мой, — грустно отвечал король. — Подобные распри между родственниками…

— Он стал мне родственником только благодаря браку с сестрой моего отца, — возразил Фолкхэм. — И к тому же именно он первый разорвал наши родственные отношения, не я!

— Мне это известно. Но я говорю сейчас как друг, а не как ваш король, — я боюсь, что вы сами больше пострадаете от своего мщения, нежели он.

Резкий смех Фолкхэма опечалил короля.

— Неужели вы, Ваше Величество, готовы уподобиться пуританам, которые постоянно твердят, что отмщение — дело Бога? Неужели моя душа будет навеки погублена, если я заставлю страдать негодяя, который отнял наследство у беззащитного мальчишки?

Карл предпочел не заметить тонко завуалированного оскорбления, прозвучавшего в словах и тоне Фолкхэма. Он слишком давно и хорошо знал молодого человека, чтобы не понять те чувства, которые подсказали ему столь резкий ответ. Карл с усилием улыбнулся.

— Нет, я так не думаю. Уверен, что Всевышний все поймет. — И добавил уже без улыбки: — И все же послушайте меня. Тарле когда-то давно посеял семена горечи в вашем сердце. Теперь они обильно проросли, превратившись в ненависть, и я не знаю, сможете ли вы справиться с ее плетями, обвившими вашу душу, и не дать задушить все то светлое, что в ней еще осталось.