Глория Скиннер - Свет звезды Страница 4

Мысль о том, что ее привлек человек, который вынужден ловить рыбу себе на ужин, возмутила ее. Отец придет в ужас, узнав об этом. И это не все: она напомнила себе, что этот человек помешал ей побыть в одиночестве. Теперь, когда она вернулась домой, ей так много хотелось вспомнить!

– Думаю, вы хотите, чтобы я ушел, – сказал он и, спустившись вниз, вытащил из воды сетку с четырьмя или пятью рыбинами.

Гейти откашлялась и расправила плечи.

– Да, – сказала она твердо. – Как я уже заметила, мы с папой теперь будем жить здесь и не собираемся пускать сюда браконьеров. – И потом, как она могла размышлять о своем прошлом, когда этот мужчина так пристально разглядывал ее?

Он направился к ней, держа свой улов в одной руке, а удочку – в другой.

– И мне надо спрашивать разрешения, когда я захочу снова здесь порыбачить?

– Да, – ответила она, думая о том, что ей нравится, как он двигается, как держится, чуть отставив назад плечи. Он не был обычным бродягой или браконьером. Он был слишком уверен в себе, слишком владел собой. – Вам надо будет подойти к задней двери дома и договориться с поваром.

Все еще улыбаясь, он спросил:

– Вы хотите, чтобы я подошел к задней двери?

– Разумеется.

Гейти заметила, что чем ближе он подходит к ней, тем больше она отступает назад, но не потому, что ей было страшно. Когда каблук увяз в мягкой глине у края воды, девушка остановилась. Надо быть осторожной. Еще один шаг, и она окажется в воде.

Мужчина остановился перед ней и сказал:

– Я могу поделиться.

Он поднял рыбу, и она увидела, что в сетке у него несколько крупных лещей и пара сомов.

– Нет... нет, благодарю, – сказала она. – Я не люблю рыбу. Идите своей дорогой.

Внезапно она стала нервничать оттого, что он стоял так близко к ней.

– Я не сделаю вам ничего плохого, – успокоил он Гейти, изучая ее лицо. – Не бойтесь.

Она облизнула губы и сказала: – А я и не боюсь. Только я не должна разговаривать с незнакомцами. Это неприлично.

– Вы правы. Неприлично. – Он церемонно раскланялся. – Я буду спрашивать разрешения перед тем, как снова прийти на ваш пруд.

Он направился к своей лошади, привязанной к дереву неподалеку, но обернулся к Гейти и сказал:

– И заходить только через заднюю дверь.

Пока незнакомец садился на лошадь, Гейти не сводила с него глаз. Он дважды оглянулся, как бы для того, чтобы убедиться в том, что она все еще наблюдает за ним. Когда он в конце концов исчез из поля ее зрения, она глубоко вздохнула.

Незнакомец затронул ее чувства больше, чем следовало. И Гейти понимала, что беспокоило ее: она совсем не боялась незнакомого мужчину, напротив, он притягивал ее. Она отвела глаза от той точки, за которой он исчез, и взглянула на темно-голубую воду зеркального пруда. Как могла она думать о прошлом после встречи с этим человеком? Единственное, чего ей хотелось, – это еще раз прокрутить в памяти слова, которые он говорил, его улыбку, мягкие, мужественные нотки его голоса. Надо будет сказать отцу, если она снова встретит его на их землях.

Гейти стояла на берегу, туфли все глубже погружались в глину; она закрыла глаза, пытаясь отогнать от себя мысли о незнакомце. Ей хотелось восстановить те чувства, которые владели ею давным-давно. Хотелось освежить воспоминания, которые, как ей казалось, становятся с каждым днем все более блеклыми. Вспомнить реальные события, а не искаженные давностью лет клочки прошлого, которые время от времени вспыхивали в ее сознании. Ее первая семья постепенно ускользала из памяти, как ни пыталась она это предотвратить.

Нельзя забывать папу, Джоша, Теодору и Тайтеса. Но как удержать их, не дать им окончательно раствориться в памяти? Единственным наследством, оставшимся ей после них, был след, который оставили они в ее жизни. Что же ей сделать, чтобы сохранить эту память, не дать родным исчезнуть из ее жизни?

Ее отец был тихим, немногословным человеком. Он говорил медленно, редко повышал голос. Джош, насколько она помнит, был более темпераментным. Она не забудет ту ночь, когда он страшно разозлился на Теодору, ушел из дома и вернулся только на следующий день. Но были и хорошие времена, когда Джош играл с ней и с Тайтесом. Он закидывал ее на спину, будто она мешок с картошкой.

Теодора была тихой, как и отец. Гейти вспомнила, что Теодора любила ходить на прогулки к пруду, когда Джош и папа были в поле. Иногда она была хорошей и разрешала Эвелине и Тайтесу пойти с ней. А иногда заставляла их сидеть дома взаперти.

О милом и ласковом Тайтесе Гейти думала чаще, чем об остальных, но вспомнить о нем могла немного. Были ли у него зелено-голубые глаза, как у папы, или, скорее, небесно-голубые, как у нее самой? Были ли его волосы густыми и прямыми, как у нее, или слегка завивались? Ему было всего четыре, когда она видела его в последний раз, и он только научился правильно выговаривать «Эвелина», но Гейти не могла вспомнить цвет его глаз. Как несправедливо, что память подводит ее.

Тайтес был бы с ней сегодня, если бы миссис Коннорс из приюта сказала Лейну и Мэри о его существовании. Ее всегда интересовало, перепутала ли эта женщина Тайтеса с Джошем или намеренно сказала Смитам, что брата, по которому она плачет, нет в живых.

Гейти смотрела на пруд, не видя его. В обрывках воспоминаний о приюте она увидела темные углы и детей постарше, которые били ее, дергали за волосы и пинали. Слабая и запуганная, она была рада покинуть приют, но не хотела оставлять там Тайтеса. Когда Лейн и Мэри удочерили ее, единственное, что ей оставалось, – это плакать о нем. И только через несколько месяцев благодаря их усилиям и любви она научилась доверять им и раскрывать перед ними свою душу. Именно тогда Лейн понял, что у нее было двое братьев. Из-за ее страха Тайтес был потерян для нее навсегда, как и остальные члены семьи. Она дала клятву никогда больше ничего не бояться.

Лейн любил говорить, что она упряма, но она так не считала. Ей нравилось думать, что это сила. И отцу со временем придется это признать.

Гейти зажмурила глаза и сжала кулаки. Воспоминания постепенно угасают, и она не знает, как вернуть их назад. Как объяснить человеку, который спас ее, забрав из приюта, человеку, которого она любила теперь всем сердцем, что она теряет свою первую семью? Может ли она сказать ему, не обидев, что она хочет, чтобы эти воспоминания были живы? И что она намеревается заставить Астона Ратледжа заплатить за смерть ее родных?

Возвращаясь назад, Гейти увидела перед домом карету. Она воспряла духом. Вот и первый гость.

Она начала подниматься по ступенькам, но дверь открылась, и из дома торжественно вышел Мейн.

– Я уже собирался идти вас разыскивать. У вас гостья. – Длинный, крепко сложенный мужчина снял шляпу, ожидая ее у входа.