Елена Арсеньева - Женщина не в его вкусе (Анри Матисс – Лидия Делекторская) Страница 4

Однако, забегая вперед, скажем: прошло еще три года, прежде чем Матисс все-таки позвал ее на этот диван. А пока…

Шло время, и Лидия уж думала было, что она все себе нафантазировала. Матисс был вновь приветлив, добродушен, ровен – но и только. И очень заботлив, вот еще что! Случалось, он говорил ей: «Сегодня я задержал вас почти на час, вы вернетесь к себе очень поздно. Я советую вам перекусить в соседнем ресторанчике». И вручал Лидии купюру, которая удваивала ее дневной заработок. Но эти знаки внимания, конечно, уступали его поистине «королевским» подаркам: ежегодно Анри Матисс преподносил Лидии два своих оригинальных рисунка – один к Новому году, другой ко дню ее рождения. А ведь его работы уже стоили огромных денег! Лидия понимала: мэтр хочет косвенно обеспечить ее будущее: ведь он был уже немолод, а она по-прежнему оставалась одинокой, да к тому же в чужой стране.

И вот однажды… Однажды Лидия сидела на том пресловутом диване (сначала она его за три метра обходила, а потом привыкла, садилась как ни в чем не бывало!) и разбирала рисунки в папках, перекладывая их на стул. Матисс вошел с папкой для набросков под мышкой и сел напротив.

Лидия отложила папки и быстро пересела на свободный стул. Ей показалось неудобным сидеть при хозяине на его любимом диване. И вдруг Матисс скомандовал вполголоса:

– Не шевелитесь!

Раскрыв альбом, он принялся рисовать Лидию в очень привычной для нее позе: голова, опущенная на скрещенные на спинке стула руки.

Она сидела неподвижно, чувствуя, как под взглядом художника у нее начинает гореть тело. Наконец он отложил эту несчастную папку и карандаш… Наконец-то! Ведь еще минута – и Лидия бы на него просто набросилась. А так все же получилось в угоду приличиям – он сделал первый шаг к дивану…

Не скоро она привыкла к этим его взглядам, не скоро привыкла позировать, не испытывая жгучего желания немедленно сорвать с себя платье! Да, теперь это случалось постоянно: Матисс вполне официально попросил Делекторскую позировать ему.

– Но ведь она женщина не в твоем стиле, – жалобно сказала Амели, узнав об этом, но тут же умолкла. И ничто не изменилось в ее отношении к Лидии – они оставались добрыми приятельницами до самой смерти Амели.

Тем более что жар в чреслах любовника Лидии довольно скоро угас. Но не только по отношению к ней: ему теперь довольно было просто наслаждаться созерцанием и рисованием ее красоты. Да и не только ее – прелестницы с набережных и из рыбачьих лодок больше не мяли покрывала на диване! И словно нарочно, старое, заслуженное малиновое было заменено на холодновато-отстраненное зеленое.

И все же Лидия знала твердо: Матисс по-прежнему любит ее. Так же, как она любит его. Они связаны друг с другом навеки!

– Каждый раз, когда я скучаю, – признавался Матисс друзьям, – я сажусь за портрет Лидии – и тоски как не бывало.

Начиная с 1935 года, когда Лидия стала почти ежедневно позировать для Матисса, вплоть до лета 1939 года художник написал по меньшей мере девяносто картин (не считая многочисленных рисунков, набросков, эскизов) с надписью по-французски: «Lidia».

Время шло. Матисс старел, начал болеть, потом вообще слег, но тем не менее работы не бросал, и Лидия была ему теперь не просто помощницей, но и незаменимым другом, который всегда рядом.

И вот началась Вторая мировая война. Незадолго до этого Амели поссорилась с мужем и уехала к дочери в Париж. Кто знал, что увидятся они с мужем теперь только после войны! Семью, словно ветром, разметало в одно мгновение. Старший сын Пьер еще до войны переехал в США. Другой сын, ставший скульптором, жил под Парижем. Дочь Маргарита участвовала в движении Сопротивления, была выдана врагам предателем и едва не угодила в лагерь Равенсбрюк. Мадам Матисс была арестована за печатание на машинке материалов для некоторых подпольных газет (ай да Амели!) и заключена в тюрьму города Труа.

И только Лидия относительно спокойно прожила рядом с Матиссом ужасные военные годы, поддерживая его своей тихой, нетребовательной, негаснущей любовью.

Но постепенно их отношения становились все более прохладными. Матисс предпочитал одиночество. Лидия снова стала для него только тем, кем была в самом начале знакомства: помощницей, секретарем, другом.

Без всякого участия сердца.

С его стороны…

И вот наступил мир. Лидия Николаевна вспоминала так:

«Это было в 1945 году. Только что кончилась война. Россия праздновала победу, но ценой скольких страданий! Что же до меня, то я пережила войну довольно пассивно, под теплым крылышком Матисса. Конечно, меня тоже не миновали какие-то трудности, но все же куда меньшие.

Я была апатридом, не имеющим французских корней и потерявшим их на родине, которую я по-прежнему очень люблю. Тогда меня обуял порыв братских чувств по отношению к России. К примеру, мне очень хотелось послать туда огромный букет цветов. Это, увы, невозможно, а жаль.

И мне неожиданно пришла в голову мысль: купить у Матисса несколько лучших рисунков, пусть даже ценой самых неразумных долгов, и отослать этот драгоценный и, если так можно выразиться, неувядаемый (по сравнению с цветами) подарок московскому музею, где, без сомнения, знают Матисса.

Я тайком порылась в его картонных коробках с рисунками в поисках чего-нибудь достойного музея и к тому же пришедшегося мне по вкусу и отобрала семь работ обычного для Матисса формата, которые могли бы достойно украсить стены музея. Затем я нацарапала Матиссу короткое письмо, в котором приблизительно обрисовала приглянувшиеся рисунки и попросила мне их продать, но при одном условии: он возьмет за них не «дружескую цену», так как я не хочу его обременять, а цену, которую он запросил бы с торговца картинами.

Прочитав мое робкое послание, Матисс не выказал никакого удивления, выразил свое согласие с самим принципом и попросил показать ему отобранные мною рисунки. Он одобрил мой выбор, но за ту же цену семи работ отдал мне еще один рисунок в качестве «подарка». Таким образом, в завуалированном виде он понизил цену, на что я, учитывая категорический тон моего письма, ни под каким видом бы не согласилась.

Я очень обрадовалась и немедленно отправила в Москву письмо с вопросом, согласятся ли они принять мой дар. Кто знает… ведь дар был от «грязной» эмигрантки…

Я получила благосклонный ответ…»

Таким было начало.

Ныне в Москве и Санкт-Петербурге – в Эрмитаже и в Музее изобразительных искусств имени Пушкина – находится богатейшая коллекция работ великого художника XX века Анри Матисса: картины, гравюры, аппликации, рисунки, архивные материалы, скульптуры… И все это – дар Лидии Николаевны Делекторской, автора двух монографий о творчестве Матисса, изданных в Париже: «Как бы легко и просто. Анри Матисс. Живопись 1935—1939» и «Анри Матисс. Наперекор стихиям. Живопись и иллюстрированные книги. 1939—1943 годы».