Невеста поневоле - Картленд Барбара Страница 4

Сэр Гораций взял жену за руку:

— Посмотри, твоя мать не носит колец. В буфете почти не осталось серебра, о картинах на стенах напоминают одни белые квадраты, из гостиной исчезла мебель, конюшни стоят пустые.

Он театрально простер руки:

— Ты не подумала, как стыдно мне было месяц за месяцем не платить жалованье даже Агнес и Уитону, что я испытывал, когда был вынужден отказаться от рабочих на ферме, садовников и лесничих! Старый Гроувз, прослуживший у нас сорок дет, не получил пенсию.

Сэр Гораций обнял Камиллу за плечи и мягко продолжил:

— Я никогда не был миллионером, дорогая, но раньше жил как джентльмен. И какое же унижение я испытывал, как страдал от сознания собственной нищеты! Поэтому, когда появилась возможность улучшить положение моих близких, за которых я несу ответственность перед Богом и людьми, я не сомневался, что ты одобришь и поймешь мой поступок.

Мягкость и убедительность, сквозившие в голосе отца, растрогали Камиллу до слез.

— Прости, папа, — пробормотала она. — Я просто внезапно испугалась того, что ждет меня в будущем.

Я выйду замуж хоть за дьявола, чтобы сделать счастливыми тебя и маму. Я люблю вас и наш дом. Я хочу, чтобы в нем сделали ремонт и чтобы к возвращению Герваса с флота он выглядел так же хорошо, как и раньше. Я думала только о себе, говоря все эти глупости.

Она повернулась к отцу лицом, и он заметил вдруг, как она похудела и осунулась. Сэр Гораций взял дочь за руку.

— Малышка моя. — Его голос дрогнул. — Ты знаешь, что мечта всей моей жизни — видеть тебя счастливой. Клянусь, что этот брак осчастливит тебя.

— Я уже счастлива, папа, — ответила Камилла, словно желая убедить саму себя в словах отца. — Просто сначала твое известие испугало и удивило меня. Сейчас уже все прошло. Пожалуйста, прежде чем мы начнем готовиться к свадьбе, заплати Агнес и Уитону и, если можно, отблагодари их сверх положенного.

Сэр Гораций притянул дочь к себе.

— Я рассчитаюсь с ними сию секунду. Я велю Агнес приготовить на ужин седло барашка, и мы все почувствуем себя лучше после вкусной еды.

Он поцеловал Камиллу в мокрую от слез щеку и вышел. Девушка посмотрела ему вслед, затем опустилась на колени подле матери и склонила голову ей на грудь.

— Прости, мама. Должно быть, я расстроила тебя.

— Нет, моя милая, — откликнулась леди Ламбурн. — Я понимаю, каково тебе. Мы все хотим встретить и полюбить мужчину своей мечты. — Она провела рукой по золотистым волосам дочери. — Надеюсь, ты пока никому не отдала свое сердце, любовь моя?

Голос леди Ламбурн выдавал некоторое беспокойство. После минутного колебания Камилла ответила:

— Нет… нет… конечно нет, мама.

Глава 2

Свечи в люстрах уже догорали, когда по мраморной лестнице, ведущей в зал для приема гостей, неторопливо поднялся изящно одетый джентльмен с откровенно скучающим выражением лица. Шум голосов, доносившийся из переполненной гостиной, по его мнению, походил на птичий гвалт в вольере для попугаев в лондонском зоопарке.

Сверкающие драгоценности женщин, одетых в полупрозрачный газ и золотистый муслин, оставляли его равнодушным. Мужчины, чьи камзолы украшали бесчисленные бриллианты, напоминали ему павлинов, прихорашивающихся перед спариванием.

Несколько человек пытались заговорить с ним, но он не останавливался и отвечал одним лишь кивком. Наконец он увидел хозяйку салона, окруженную дюжиной кавалеров. Каждая фраза, произнесенная леди Джерси, вызывала взрыв хохота и восторженные комплименты в ее адрес со стороны поклонников.

Хозяйка салона в совершенстве владела всеми женскими уловками обольщения. Она привлекала внимание, очаровывала и гипнотизировала мужчин, как удав кроликов. Невысокая и изящная, она походила на маленькую разряженную птичку. Благодаря своему упорству и настойчивости ей долгие годы удавалось удерживать внимание и привязанность регента.

Неожиданная роль жертвы, а не соблазнителя принесла регенту множество волнующих и новых ощущений. Когда же их affaire de cceur1 подошли к концу, у леди Джерси, которая все еще выглядела моложе своих дочерей, но была гораздо опытнее, оказалось множество обожателей, жаждущих пасть новой жертвой ее чар.

Несмотря на то что ее место при регенте заняла леди Гертфорд, леди Джерси оставалась самой влиятельной фигурой в обществе, и проигнорировать или обидеть ее было равносильно самоубийству.

Поэтому наш джентльмен приблизился к леди Джерси с любезной улыбкой на лице, галантно поклонился и поцеловал протянутую ему маленькую ручку.

— Хьюго Чеверли! — воскликнула леди Джерси. Вы заслуживаете хорошего нагоняя. Вы знаете, сколько сейчас времени?

— Я молю о пощаде, меня задержали.

— Полагаю, в каком-нибудь игорном доме, — ехидно заметила леди Джерси. — Я очень расстроена тем, что мой дом интересует вас меньше, чем возможность проиграть деньги.

— Ваша светлость ошибается, — промолвил Чеверли. — Я мчался как ветер и приехал бы раньше, если бы моя лошадь не потеряла подкову. Я раскаиваюсь и прошу о снисхождении.

Она недоверчиво посмотрела на него. Он смело встретил ее взгляд. Несмотря на то что она поздно ложилась спать, а интриги держали ее в постоянном напряжении, прожитые годы почти не оставили следа на ее лице. Внезапно леди Джерси легко стукнула веером по руке позднего визитера:

— Конечно, я прощаю вас, Хьюго! Какая женщина может устоять перед этим ленивым безразличием? О, это страшное оружие, направленное против бедных женщин! — Она обворожительно улыбнулась. Ее воздыхатели находили очаровательной эту быструю смену ее настроения.

Хьюго неожиданно заметил, что улыбается в ответ. В характере леди Джерси была какая-то искрометность и живость, находившая отклик в его сердце.

Он поклонился и еще раз прижал ее руку к губам.

— Теперь, когда вы прибыли, идите и смущайте сердца бедных глупых птичек, которые так ждали вашего возвращения. В умении сохранять серьезный вид у вас найдется не много соперников, — с удивительной нежностью сказала она.

— Я хотел бы поговорить с вами, — тихо произнес Чеверли, — не здесь, среди толпы. Я заеду к вам завтра. Когда вы останетесь одна?

Леди Джерси рассмеялась:

— Бываю ли я когда-нибудь одна? Ладно, приходите около пяти, к чаю, и посмотрим, что я могу сделать для вас.

Она махнула веером, показывая, что он свободен.

Как только Чеверли отошел, один из джентльменов поинтересовался:

— Кто это? Не припомню, чтобы видел его у вас раньше.

— Капитан Хьюго Чеверли, он только что вернулся в Лондон с континента из оккупационной армии.

— Чеверли! — воскликнул один из придворных. Кажется, это фамилия герцога Алвестона.

— Хьюго — кузен герцога, — объяснила леди Джерси, — но он беден и без всяких перспектив на наследство, так как у Алвестона есть два сына, каждый из которых может сделать дюжину наследников.

— Мне никогда не нравился герцог Алвестон, вступил в разговор офицер с медалью на груди. Однажды он начал учить меня, как выигрывать войну. Терпеть не могу этих критиков в креслах!

— Вам повезло, что вы слышали критику только из кресла, — шаловливо проговорила леди Джерси. Там, где замешана женщина, чаще можно услышать критику из постели.

За ее словами последовал взрыв хохота. Тем временем Хьюго Чеверли вышел из одного салона и отправился в другой. Ему казалось, что Лондон совершенно не изменился за время его пятилетнего отсутствия. Те же лица, та же манера растягивать слова и говорить дерзости, тот же блеск, тускнеющий при очередном скандале. Даже сплетни, и те остались прежними.

Тут и там слышались давно знакомые пересуды и смешки. «Долги Принни», «слезы Марии Фицгерберт», «безумие короля», «жадность леди Герфорд»!

Казалось невероятным, что можно было сказать что-то новое обо всем этом!

Внезапно Хьюго почувствовал ненависть ко всему высшему обществу. Что знали эти вертопрахи о войне, о тех, кто воевал за них? Он перестал видеть перед собой блеск дорогих украшений и слышать легкомысленную болтовню, он увидел и услышал великолепную конницу Монбруна в сражении при Фуэнте, топот несущихся лошадей, кричащих всадников, наезжающих на британских пехотинцев.