Мэйдлин Брент - Зловещий брак Страница 40

И вот вновь я ползу вверх по скользкой скале. На вершине я ухватила свободный конец веревки, нашла хорошее положение для работы и начала подъем. Медленно, метр за метром, носилки начали перемещаться вверх по склону. Через три минуты мне удалось закрепить шкив, нагнуться и перехватить ручки носилок, а затем подтянуть их и поставить на плоское место на вершине скалы. Я подумывала о том, чтобы переместиться в укрытие… пещеру или под нависшую скалу – все, что угодно, чтобы переждать бурю, чтобы собраться с силами перед тем, что будет необходимо делать дальше. Но потом я вспомнила, что, если я доставлю мистера Редвинга в госпиталь слишком поздно, он умрет, и жертва Дэниела будет напрасной.

Я очень устала, но я не могла позволить себе передышки. Я решила обследовать прилегающую местность. Та часть сознания, которая еще действовала, говорила мне, что этот странный разлом, вероятно, привлекал внимание островитян в течение многих лет, поэтому поблизости может пролегать тропа, ведущая из Тэйвистока, который находится на другой стороне острова всего в миле отсюда.

Даже при слабом освещении и сильном дожде я разглядела петляющую между деревьев и кустарников тропу. Если она все время будет петлять, то мой путь составит более двух миль, а не одну; однако склон, по крайней мере, мог оказаться более пологим, так что мне будет легче тащить носилки.

Через несколько минут мы были метрах в пятнадцати ниже вершины скалы. Дождь не переставал лить, но я была рада ему, поскольку вода помогала носилкам скользить по каменистой тропе. Я сделала для себя упряжь из веревки, подложила под спину мистера Редвинга одеяло: оно, правда, к тому времени совершенно вымокло, и от него уже не было пользы. Я медленно тянула груз носилок по тропе.

Я вынуждена была тащить мистера Редвинга ногами вперед. Я знала, что его сильно трясет и эти толчки мучительны, но мне приходилось приподнимать передний край носилок – а я не смогла бы тащить его наоборот, ведь в таком случае вес был бы очень велик.

Иногда бывало так тяжко, что я вынуждена была останавливаться, чтобы передохнуть. В некоторых местах, наоборот, каменистая тропа была такой гладкой и отполированной, что приходилось следить, дабы носилки не ударили мне сзади по ногам. Примерно через полчаса я совершенно выбилась из сил. Однако через некоторое время я обнаружила, что по-прежнему тащу носилки. Каким-то образом мне иногда удавалось впадать в благословенное беспамятство; это случалось несколько раз, хотя с каждым разом периоды транса становились все короче; мои плечи и шея горели и болели – и это возвращало меня к реальности. Дождь охлаждал мои раны и приносил хоть какое-то облегчение.

Я потеряла чувство времени, но предполагаю, что с того момента, как мы оставили вершину скалы, прошло два или три часа – и вот я, подняв голову, увидела сквозь пелену дождя очертания зданий впереди. Я узнала шпиль маленькой церкви Тэйвистока, крыши домишек, казавшиеся громадой на их фоне Доминиканский монастырь и госпиталь при нем.

На меня снизошло какое-то тупое удовлетворение – но оно сменилось тревогой, как только я почувствовала, что мне стало неимоверно трудно переставлять ноги. Я принялась было считать шаги, но обнаружила, что лежу на земле, рыдая и повторяя: «Габнор… Габнор…»

И тут его голос прозвучал в моей голове: «Не подведи меня, Кейси». Я пережила трудную внутреннюю борьбу, а затем буквально бросилась грудью на большую деревянную дверь в арке. Это была главная госпитальная дверь. Мы с Дэниелом привозили сюда медикаменты, когда сломался пароход острова. Я принялась отчаянно звонить в колокольчик.

За дверью раздались слабые звуки. Подняли засов, повернули ручку двери. Она чуть открылась, и в свете фонаря я увидела человека в коричневом монашеском одеянии. Я вспомнила его имя… Отец Джозеф из приходской церкви. Он приходил на пристань специально для того, чтобы поблагодарить нас, когда мы привезли медикаменты для госпиталя, и некоторое время разговаривал с Дэниелом. Позади него стояли монашенка и джентльмен средних лет в сюртуке, с редкими светлыми волосами и длинным худым лицом.

Я сделала шаг, волоча позади себя носилки, и упала на колени, обернувшись и указывая на мистера Редвинга:

– Аппендикс, – сказала я странным, чужим голосом. – Аппендикс… болит у него нутро… этот белый страдает животом… животом… – и я в ритм словам тыкала пальцем себе в живот.

Я упала. Все поплыло перед глазами. Надо мной близко склонилось бородатое лицо отца Джозефа, и я слышала, как он изумленным голосом произнес:

– Так это женщина Гарри Ленга с «Кейси»! Боже милосердный, но посмотрите на ее плечи… Они содраны до мяса!

Я успела проговорить:

– Габнор велел мне идти…

И провалилась в тьму. Больше я не видела и не слышала ничего.

9

Были времена, когда я выходила из небытия и чувствовала, как чьи-то нежные руки лечат мое израненное тело, но я всегда хотела вновь уйти назад, потому что мое спящее сознание знало: пробуждение принесет лишь горе и страх. Но рано или поздно момент пробуждения должен был наступить.

Против моей воли глаза мои медленно открылись. Я увидела, что нахожусь в маленькой комнате с крашенными в белый цвет стенами и открытым окном, забранным экраном от мух. Через него видно было чистое голубое небо.

Дэниел! Память вонзилась в меня безжалостными своими клыками. В горле поднялся комок рыданий, и я повернулась набок, чтобы спрятать лицо в забинтованные ладони, и заплакала… заплакала по славному смелому человеку, который был моим другом столько месяцев, которого я любила. Кто-то мне на лоб положил прохладную руку, и женский голос проговорил:

– Плачь, плачь, дитя мое. Поплачь всласть – это принесет облегчение бедному сердцу. Вот тебе платок, утри глазки, милая. Постарайся не замочить слезами повязку. Ты понимаешь меня?

Я взяла платок, приложила его к глазам и продолжала плакать. Когда прошел спазм рыданий, я попыталась собраться с мыслями. Я знала, что не пролила еще своей последней слезы по Дэниелу. Будут впереди времена, когда память о нем схватит меня за горло – и я вновь буду оплакивать своего лучшего друга, но Дэниел – такой, каким я знала его, не захотел бы, чтобы я всецело отдалась скорби. Я помнила терпеливое мужество, с которым он встретил свое новое будущее, когда потерял Мэй, и я должна была последовать его примеру.

Новое будущее?… Страх сдавил мне горло холодными пальцами. Теперь я была одна. Я была Кейси, у меня теперь не было иного имени; я была женщина-кули без дома и работы, без денег и защиты. Что ожидает меня впереди? Одно было несомненно: я никогда не смогу вновь стать Эммой Делани.