Лариса Шкатула - Дар юной княжны Страница 40

На этот раз, по просьбе поручика, переодевали его мужчины. Конечно, они не очень осторожничали с ним; пару раз пришлось Вадиму прикусить губу и даже тихонько выругаться, но чувствовал он себя при этом гораздо спокойнее, чем в осторожных, нежных, но таких непривычных женских руках!

Сейчас Аренский стоял и любовался на работу Герасима, сбривавшего поручику усы.

— О, без усов-то вы у нас совсем молодой! Для солидности отращивали?

Поручик покраснел.

— Ладно, не смущайтесь, это я так, — Аренский задумался. — Собственно, мы не спросили, может, у вас другие планы? Мы идем на восток. Оленька до Екатеринодара, Герасим — в Мариуполь, мы с Алькой — в Ростов.

— Мне, по-хорошему, в Петербург надо. Мама у меня там, если ещё жива.

— Если разобраться, Петербург, по большому счету, тоже на востоке, почти по пути… Погодите, что это такое?

Невдалеке послышалась музыка: невидимый гармонист играл "Прощание славянки". Калитка отворилась, и во двор решительно вошла Катерина. В плюшевом пальто, темном пуховом платке, с солдатским вещмешком и гармонью в руках.

— Далеко собралась? — не слишком вежливо спросил её Василий Ильич.

— Так из вамы.

— А кто сказал, что мы тебя возьмем?

— Ахвицера узялы.

— Офицера бандиты убить могут.

— И мене теж!

— Катерина, подумай сама, как мы разместимся? На одну тачанку — шесть человек!

— Розмистымось!

— Правда, Василий, — подключился к разговору Герасим. — Нельзя ей здесь оставаться: все село видело, как она Полину пристрелила. Бандиты ей не простят!

— Батя, ты сам говорил, плохо выступать без музыки, а Катерина вон как хорошо играет! У нас сразу же сборы вырастут.

И Алька ловко уклонился от подзатыльника, которым хотел наградить его отец.

— Сборы… Что ты понимаешь в сборах! Думаете, я зверь какой, не хочу войти в положение? Я просто хочу вас хоть как-то уберечь. Посмотрите на себя! Ноев ковчег какой-то, а не труппа! Крестьяне, аристократы… Первые кандидаты в шпионы по причине подозрительного вида.

— Не переживайте, Вася, — Аренский даже вздрогнул: Ольга впервые к нему так обратилась. — Все будет хорошо. Катерина теперь наш товарищ, не можем мы здесь её одну бросить. Кто знает, что было бы со всеми нами, если бы не она!

Василий только махнул рукой.

— Кто тебя научил так играть? — Ольга погладила по плечу разволновавшуюся Катерину.

— Мий свекор! — гордо выпрямилась та. — Бойовый був чоловик. Любыл мене дуже. Каты Полины його вбылы, а я видомстыла!

Они ещё долго укладывались, возбужденно переговаривались, а поручик Зацепин полулежал с закрытыми глазами, и на лице его блуждала улыбка. То ли он вспомнил о чем-то, то ли чему-то радовался…

Наконец после перекладывания и увязывания вещей все-таки разместились на тачанке. Герасим взял в руки вожжи, слегка стегнул лошадей, и они тронулись.

— А дье! — прошептал поручик.

— Шо вин казав? — спросила неугомонная Катерина.

— Он сказал: "С богом!" — перевела Ольга.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Янек Поплавский второй день шел по проселочной дороге на восток. Почему именно на восток? Так он решил для себя. Когда все равно, в какой части света искать свою судьбу, лучше идти туда, откуда восходит солнце.

Первую ночь он провел в придорожной корчме, хозяин которой ещё рисковал давать приют всем страждущим. Очевидно, по причине своего неистребимого оптимизма.

Пан Левонтий продолжал верить людям, хотя всего за год наступивших перемен успел пострадать от гайдамаков, за ничтожную провинность приговоривших его к расстрелу и в последнюю минуту сменивших гнев на милость; от бандитов батьки Никодима — эти забрали последнего поросенка; от каких-то "зеленых" — за что они боролись, пан Левонтий не понял, но по тому, как бойко тащили из погреба его запасы, решил, что сражались за полное изъятие всего, что плохо лежит.

Ян хотел расплатиться куском сала, который тайком принесла ему с кухни Беата, но почему-то пан Левонтий не сводил глаз с подаренной Юлией кружевной сорочки, а в ней, надо сказать, Ян чувствовал себя неуютно. В конце концов, корчмарь напрямик предложил парню поменяться и вынес почти новую домотканую, расшитую крестом косоворотку. Янек тут же с удовольствием переоделся, а пан Левонтий бережно расправил кружева и мечтательно пояснил, что когда его Кристя перешьет рубашку на себя, все девушки в округе умрут от зависти, такая она красивая и дорогая.

— Не-е, — замахал руками Левонтий, когда Янек попытался вытащить сало. — И покормлю тебя, и постелю — будем в расчете. Еще и хлебца на дорогу дам!

Теперь Ян ничем не отличался от других хлопцев, что бродили по дорогам Украины в поисках работы.

Чем дальше уходил он от замка, тем невероятнее казалось ему происшедшее: подземелье, пыточная камера, скрывающийся граф, две девушки, одна другой краше, ласкавшие парня, странный князь, назвавший его именем отца, одна за другой две смерти по его вине, почему-то не вызвавшие в нем ни ужаса, ни сожаления… И все это — за одну неделю!

А его удивительный дар, посланный свыше, — был ли он? Сейчас Яну не хотелось размышлять об этом, как и вообще ни о чем другом, требовавшем сосредоточиться, что-то вызывать в памяти. Он устал. Ему вдруг захотелось почувствовать себя прежним человеком, таким, как все. Бродить по дорогам, сидеть у костра, печь картошку, — так ему вдруг захотелось печеной картошки, что он даже сглотнул слюну, — говорить о чем-нибудь простом и близком, постоять под стогом с хорошей сельской девушкой, с которой не нужно напрягать мозги, чувствуя её превосходство над собой…

— Стой, стрелять буду! — прервал его размышления чей-то молодой громкий голос.

Янек вздрогнул и остановился, прямо перед ним, шагах в пяти стоял хлопец в длинной шинели и странной островерхой шапке с длинными ушами и звездой на лбу. Хлопец вполне серьезно держал его на мушке ружья.

— Кто ты? Куда идешь? — строго спросил он Яна.

— Странник, — светил Ян. Ему нравилось это слово, оно часто встречалось в книге, которую ему читал у постели Иван. — По дорогам странствую.

— А зачем?

— Ищу свою долю.

Хлопец неизвестно почему рассердился.

— Ну ты, странник, руки за спину и шагом марш вперед! Учти, ружье у меня заряжено. Захочешь сбечь — пристрелю!

Они пошли по тропинке, все больше углубляясь в лес. Чем дальше они шли, тем явственней в воздухе пахло варившейся на костре кашей. "Недаром я про костер подумал, — решил Янек, — может, прежде, чем убить, меня покормят?"

"Пароль!" — гаркнул кто-то из ближайших кустов. — "Мировая революция", — ответил Янеков провожатый.