Валери Боумен - Любовь срывает маски Страница 41

Долго стоять в коридоре было опасно: кто-нибудь мог увидеть, что джентльмен наносит визит в спальню леди. Рискованный поступок.

Гаррет постучал.

– Войдите, – ответила Джейн.

Он распахнул дверь и переступил порог. Она сидела в кровати в новой белой ночной рубашке, по-прежнему бабушкиного фасона. Сегодня волосы спускались к плечам: густые, блестящие, темно-каштановые, слегка волнистые.

Очки вернулись на место. Книга, которую он вчера подарил, лежала на коленях, но, едва увидев, кто вошел, Джейн убрала ее в сторону.

– Апплтон, – произнесла она и покраснела. По-настоящему покраснела и, следуя вчерашнему договору, тихо назвала по имени:

– Гаррет.

Он подошел и остановился возле стула, который так и остался возле кровати.

– Это вам. – По-мальчишески, деревянной рукой, протянул букет.

Уголки губ приподнялись в легкой улыбке. Джейн взяла лиловое облако и прижала к груди.

– Сирень – мои любимые цветы.

– Мои тоже, – пробормотал Гаррет.

– Трудно поверить, что у вас есть предпочтения в этой области. – Она опустила лицо в букет, закрыла глаза и глубоко вдохнула.

– То же самое относится и к вам.

Джейн открыла глаза и прищурилась.

– Полагаю, замечание справедливое.

Оба рассмеялись.

– Продолжаете удивлять, – призналась она. – Знаете, что моя любимая еда – кексы, а любимый автор – Мэри Уолстонкрафт. И вот теперь выясняется, что любимые цветы тоже знаете. Если бы не была уверена в обратном, Апплтон, – она на миг умолкла и снова покраснела, – то есть Гаррет, то сказала бы, что мы становимся… друзьями.

– Друзьями? – От дружбы до любви еще очень далеко. Гаррет опустился на стул и откинулся на спинку.

– Вы даже не упомянули о том факте, что я позволяю себе проникать в вашу спальню и созерцать вас в ночной рубашке.

– Это вполне по-дружески, – согласилась Джейн и пристально посмотрела на рубашку, хранившую тайну так надежно, как ни одно из дневных, а тем более вечерних платьев.

– А что бы вы сказали, если бы я сообщил, что ваш любимый цвет – голубой? – поинтересовался Гаррет.

Джейн возмущенно вскинула брови.

– Сказала бы, что это непростительная вольность! Увидеть меня в бабушкиной ночной сорочке – допустимо. А вот знать любимый цвет – верх неприличия!

Гаррет широко улыбнулся.

– Но ведь это правда? Голубой?

– Да, – подтвердила Джейн, заботливо устраивая букет на коленях. – Вполне соответствует образу синего чулка, не так ли? Теперь, когда вам так много обо мне известно, будет справедливо, если расскажете что-нибудь о себе.

– Неужели моя персона представляет какой-то интерес для вас? – удивился Гаррет. – И что же именно хотите узнать?

– Разумеется, только самое очевидное. Например, какая ваша любимая еда?

– Бифштекс.

Джейн кивнула.

– Предсказуемо, но очень хорошо.

– Предсказуемо?

– Надеялась, что назовете что-нибудь диковинное. Например, черепаховый суп.

Гаррет поморщился.

– Ненавижу черепаховый суп.

– И я тоже. Но невозможно отрицать, что назвать его в качестве любимого блюда было бы оригинально. – Она не стала ждать реакции. – А как насчет любимой книги?

– «Кандид».

Джейн едва не задохнулась.

– Вы читали Вольтера?

– Читал.

– Должно быть, дразните. – Она принялась теребить ленту на букете. Странно: в последнее время все время что-то дергала. Прежде Гаррет не замечал такой привычки.

– Нет, не дразню, – возразил он. – Читал «Кандида» раза три, не меньше. Если пожелаете проверить знание текста, то я к вашим услугам, миледи.

Джейн немного помолчала и пожала плечами.

– Нет. Не доверять было бы глупо.

– И все же только что вы об этом подумали, правда?

– Откуда вам известно?

– На вашем лице появилось особое выражение – заносчивое. Уже приходилось видеть его раньше.

Джейн очаровательно смутилась.

– Да, действительно подумала, но только потому, что обожаю обсуждать книги.

Гаррет снова улыбнулся.

– И я тоже.

– Неужели?

– Не удивляйтесь. Что бы вы обо мне ни думали, на самом деле я очень люблю читать.

Джейн прикусила губу.

– Книги всегда были моими самыми близкими друзьями. По крайней мере, в детстве. Единственными друзьями. Теперь, к счастью, у меня есть Люси и Кэсси.

– А еще я, – тихо напомнил Гаррет.

Джейн опустила взгляд и снова принялась дергать ленту.

Молчание затянулось. Чтобы заполнить паузу, он спросил:

– Почему в детстве книги были вашими единственными друзьями?

Пальцы замерли.

– Вряд ли история покажется вам интересной.

Апплтон поудобнее устроился на стуле и скрестил ноги.

– На свете не существует ничего более интересного, тем более что спешить некуда. На сегодня запланирована охота, а я скорее соглашусь прыгнуть в кипящее масло, чем поехать на охоту.

Джейн покачала головой.

– Вполне вас понимаю, но можно найти занятие более приятное, чем сидеть здесь и слушать меня.

– Буду рад посидеть здесь и послушать вас.

Гаррет был готов поклясться, что Джейн снова покраснела. В последнее время она смущалась все чаще и выглядела при этом очаровательно.

– Так поведайте же, Джейн, почему книги были вашими единственными друзьями?

Она тяжело вздохнула.

– Достаточно сказать, что в детстве я не пользовалась популярностью.

– И я тоже. – Гаррет усмехнулся. – В Итоне сложился тесный кружок друзей, с которыми…

– Нет. У меня друзей не было совсем. Ни одного друга и ни одной подруги.

Гаррет озадаченно нахмурился.

– Ни одной?

– Именно. Я росла единственным ребенком в семье и дома чувствовала себя очень одинокой. Родители отправили меня в школу, но дети принялись безжалостно дразнить. Как раз в это время папа получил рыцарское звание. Меня перевели на домашнее обучение, и стало намного лучше.

Гаррет слегка прищурился.

– И почему же вас дразнили? Потому что вы оказались значительно умнее остальных?

Джейн снова начала теребить ленту.

– Нет. – Короткое слово прозвучало так горестно, что сердце защемило. – В детстве я никогда не выставляла ум напоказ. Отчаянно хотела быть принятой, а интеллектуальное превосходство не приветствовалось, особенно среди девочек.

– В таком случае почему же они вас дразнили?

Хорошенькие веснушчатые щечки покрылись багровым румянцем.

– Выглядела не так, как остальные, и им это не нравилось.

Гаррет нахмурился еще заметнее.

– Не так, как остальные? Не понимаю. Неужели все одноклассницы оказались блондинками? – Чем еще можно отличаться?

Джейн покачала головой.

– Дело в том, что в детстве я была толстой. Мама называла меня полненькой, но слово «толстая» куда точнее соответствует правде.