Сара Ларк - Рай на краю океана Страница 42

Девушка, хихикая, удалилась. Уильям опустил жену на постель.

— Ты сама снимешь платье или…

— Какое платье? — Кура просто разорвала вырез. Она не стала мучиться с крючками и корсажем. Да и зачем? Все равно подвенечное платье она надевать больше не будет.

Уильям почувствовал, как нарастает возбуждение. Ее необузданность крушила все рамки приличий. Отбросив размышления, он тоже потянул нежную ткань, как можно скорее выбрался из брюк и, еще наполовину одетый, бросился на нее. Он целовал ее шею, верх груди, снимая корсаж, что получилось не так быстро, поскольку китовый ус упорно сопротивлялся. Но потом она наконец-то осталась голой и требовательно протянула руки к нему. В принципе, Уильям знал, что с девственницами нужно обращаться нежно, — дочери его арендаторов временами даже плакали, когда он с ними спал. Однако Куре было неведомо чувство стыда. Она хотела почувствовать его в себе и, судя по всему, прекрасно знала, что ее ждет. Это показалось Уильяму странным. По его мнению, женщина не должна быть такой жадной. Но потом он полностью отдался ее страсти, целовал ее, терся об нее и, наконец, ликуя, вошел в нее. Кура резко вскрикнула — Уильям не знал, от боли или от страсти, — затем громко застонала, когда он стал двигаться внутри нее. Она впивалась ногтями в его спину, словно хотела заставить Уильяма войти еще глубже. Наконец он взорвался в экстазе, в то время как Кура впилась зубами в его плечо и заплакала от наслаждения, чувствуя утоленное желание. Но вскоре она уже снова целовала его, требуя большего.

Ничего подобного с Уильямом никогда прежде не случалось, он никогда не думал, что такая страстность вообще возможна. А Кура тонула в невероятном потоке мелодий и чувств, и ни одна ария или любовная песня не вызывала у нее такого восторга. До сих пор музыка правила ее жизнью, и она знала, что гармония никуда не денется. Но это было сильнее, и она готова была сделать все, чтобы пережить подобное снова и снова. Броня равнодушия этой девушки треснула в первую брачную ночь, и Уильям дал Куре все, о чем она мечтала.

Джеймс МакКензи наблюдал за Гвинейрой, весело порхавшей от одного танцора к другому. Невероятно, что этому сгустку энергии скоро шестьдесят. Но сегодня Гвин чувствовала, что все ее желания исполнились, — причем совсем не так, как в тот день, когда Джеймс видел, как она танцует с Лукасом Уорденом. Семнадцатилетняя девушка вела себя церемонно, натянуто и очень нервничала перед первой брачной ночью, в которую тогда так ничего и не произошло. Гвинейра была еще девственницей, когда спустя добрый год она попросила Джеймса помочь ей зачать ребенка, наследника Киворд-Стейшн. Джеймс постарался изо всех сил, но линия Уорденов все-таки восторжествовала. И кто знает, что будет в итоге с этим Уильямом.

Внезапно Джеймс затосковал по Монди, своей собаке, которую оставил в конюшнях, — так же, как во время свадьбы с Лукасом Гвин оставила свою Клео. Он рассмеялся про себя, вспомнив о «собачьем представлении», которое Джеральд Уорден хотел устроить тогда в день свадьбы. Он купил в Уэльсе выводок бордер-колли, прирожденных пастушьих собак, и пожелал показать друзьям и соседям, как сильно эти животные могут повлиять на работу фермы. Лучшая, самая воспитанная собака принадлежала Гвинейре, но, конечно же, невеста не могла сама продемонстрировать собаку, вместо нее это должен был сделать Джеймс. Он никогда не забудет, как взволнованная Гвин стояла там в подвенечном платье и каким встревоженным стало ее лицо, когда она поняла, что Клео не слушается его приказов и что ей придется вмешаться. После этого она сама, в развевающейся фате, провела собаку через все задания. Он помнил счастливую улыбку, подаренную ему, улыбку, которую никогда не удавалось вызвать у нее Лукасу. Гораздо позже она отдала ему с собой в изгнание Пятницу, дочь Клео. А Монди, теперешняя собака Джеймса, была, соответственно, ее внучкой.

Джеймс встал и направился к конюшням. Гости обойдутся и без него, а шампанское все равно он не любит. Лучше пропустить пару стаканчиков виски с Энди Мак-Эроном и другими скотоводами.

Путь к конюшням был подобен путешествию в прошлое. Над домом только что взорвался фейерверк, и Джеймс вспомнил, как когда-то в сочельник впервые танцевал с Гвинейрой. Сегодня молодые скотоводы тоже кружили девушек под импровизированную игру скрипки и гармони, и здесь снова было веселее, чем на церемонном празднике в саду.

Джеймс с улыбкой заметил парочку, которая тоже, пожалуй, была не совсем на своем месте. Его внук Стивен с наслаждением танцевал джигу с Дженни Гринвуд. Маленькая Шарлотта попыталась уговорить Джека потанцевать, но он поспешно ретировался. Джеку было все равно, что играют — вальс или джигу, — танцы он считал глупостью.

Монди и еще несколько собак отбежали от старших скотоводов, сидевших у костра и пускавших по кругу флягу, и бросились к Джеймсу. Он поздоровался с четвероногими друзьями и взял флягу.

Мак-Эрон указал на сено, лежавшее рядом с ним.

— Вот, садись, если твой костюм это выдержит, — я тебя сегодня едва узнал.

Джеймс действительно впервые в жизни надел вечерний костюм.

— Гвин хотела, чтобы все было идеально, — ответил он, присаживаясь.

— Тогда на ее месте я поискал бы другого внучатого зятя, — усмехнулся Покер Ливингстон, еще один заслуженный пастух, с которым Джеймса соединяла давняя дружба. — Признаю, этот Мартин выглядит хорошо, но что из этого выйдет в конечном счете?

Джеймс знал, что Энди тоже настроен скептически. На протяжении своих недолгих шести недель помолвки Уильям время от времени помогал в Киворд-Стейшн, и у мужчин была возможность испытать его. Он произвел не самое лучшее впечатление, особенно во время стрижки овец, когда на счету действительно была каждая пара рук и нужно было выложиться на полную катушку. Как оказалось, Уильям Мартин никогда еще не стриг овец, что в обычной ситуации не представляло бы собой проблемы, если бы молодой человек не хвастался при каждом удобном случае тем, что он родом с овечьей фермы. С перегоном скота и умением обращаться с собаками, как выяснилось, Уильям тоже не был знаком и, судя по всему, учиться не собирался. Говоря о помощи, он, похоже, подразумевал «надзор». Но когда позже стало понятно, что он действительно внимателен и умело обращается с цифрами, добродушный Энди с готовностью передал ему контроль над загоном для стрижки овец № 3. К сожалению, Уильям не остановился на подсчете количества овец на одного стригаля, его охватило тщеславие. Каждый год награждали лучшего стригаля, и, чтобы победить, Уильям изобрел несколько странных идей для сокращения рабочего процесса. Однако чаще всего его предложения были далеки от практики, особенно раздражало вмешательство Уильяма в работу стригалей, которые резко реагировали на всякую критику. Лучшие стригали считали себя элитой среди рабочих Новой Зеландии и вели себя соответственно. Энди, Джеймсу и в конце концов даже Гвинейре пришлось снова успокаивать работников и улаживать конфликт — все это были не очень хорошие предзнаменования для дальнейшей работы Уильяма в поместье.