Виктория Холт - Третий Георг Страница 42

Вскоре в толпе заметили, что карета вдовствующей принцессы направляется в Сент-Джеймс. В этот день люди на улицах, казалось, стали добрее к ней и встречали лишь холодным молчанием. Никто не напоминал ей, как обычно они любили это делать, о безнравственной жизни, которую она ведет. Даже вдогонку карете лорда Бьюта не слышалось обычных угроз и насмешек.

Никакой злобы в тот час, когда рождается член королевской семьи.

Начали прибывать министры: Эгремонт, Девоншир, Джордж Гренвил, Галифакс и остальные. Затем приехал архиепископ Кентерберийский. Возбуждение нарастало с каждым часом.

Фрейлинам, собравшимся в приемной перед спальней королевы, не позволили заходить туда, к большому неудовольствию мадам фон Швелленбург. Даже министров не допускали; и только архиепископ Кентерберийский удостоился этой привилегии.

В другой части дворца томился в ожидании Георг. Он казался крайне взволнованным, ему ненавистна была мысль о боли, и он молил Бога, чтобы Шарлотта родила быстро и безболезненно. Георг благодарил Бога за то, что ему досталась плодовитая жена, и просил его, чтобы родившийся ребенок оказался мальчиком.

– Хотя, – поспешил добавить он, – пол ребенка не так уж важен. Пусть только Шарлотта благополучно решится от бремени и ребенок родится здоровым. Сейчас я не прошу ничего больше.

Как долго приходится ждать! Георг вспомнил то время, когда Ханна рожала ему детей. Тогда он не испытывал такого волнения, быть может только потому, что не знал, в какое точно время это случится?

Нет, надо заставить себя выбросить мысли о Ханне из головы. Она умерла. «Ханна мертва, мертва», – повторил он. Но зловредный голос, который то и дело возникал у него внутри, нашептывал ему: «А мертва ли она, Георг? Ты уверен в этом?»

– Ханна умерла, – вновь повторил он. – Дети находятся в хороших руках, а Ханна умерла… умерла.

«Ты слишком горячишься, Георг, – возражал ему голос. – А что, если она не умерла?..»

– Ханна мертва, – шептал он, стараясь убедить себя в этом.

Георг так и не смог избавиться от нарастающего напряжения. Он не ложился спать, и ранним утром одна из фрейлин сообщила ему, что схватки у королевы участились.

– Это может случиться в любой момент, сир.

В любой момент. Он посмотрел на свои часы. Он должен думать о Шарлотте. Сейчас это самое важное. Он не должен думать ни о ком другом, кроме Шарлотты.

Он молил Бога, чтобы поскорее пришел лорд Кентелуп, поскольку этот почтенный джентльмен по долгу своей службы как вице-гофмейстер должен известить короля, когда ребенок родится. За это он получит щедрое вознаграждение: пятьсот фунтов за девочку и тысячу – за мальчика. Это все, что требовалось от вице-гофмейстера.

Поскорее бы все случилось.

Шарлотта совсем обессиленная лежала на постели. Долго ли еще, спрашивала она себя. Казалось, что все длится бесконечно.

– Который час? – прошептала она.

– Теперь уже недолго осталось ждать, – ответил успокаивающий голос, а кто-то другой тихо сказал ей, что уже почти семь часов.

Семь часов, а когда начались сильные схватки было три.

Шарлотта не кричала, так как понимала, что любой ценой она не смеет допустить этого. В прихожей к каждому звуку прислушиваются фрейлины, они ждут первого крика ребенка.

Она представила себе, как они перешептываются: мисс Чадлей, маркиза, мисс Паскаль, мисс Вернон и, конечно, мадам фон Швелленбург вместе с бедняжкой Хаггердон.

О, нет, они не должны услышать ее криков. Когда рождается член королевской семьи, должна быть только радость. Никто не должен помнить о страданиях. Вот уже скоро родится мой ребенок, уговаривала она себя. И она собрала все свое мужество, чтобы перенести мучительную боль.

Наконец раздался первый крик ребенка, за которым последовали всеобщая суета и возбуждение.

– Ребенок родился! Девочка или мальчик?

Кто-то сказал, что девочка, и лорд Хантингтон, не дождавшись лорда Кентелупа, обязанного принести королю эту весть, помчался в покои короля сообщить ему, что он отец очаровательной девочки.

– А как королева? – спросил король со слезами на глазах.

– Я этого еще не узнал, – ответил ему Хантингтон.

– Меня мало волнует пол ребенка, лишь бы королева была вне опасности, – сказал Георг.

Больше он не мог ждать и поспешил в покои королевы, где акушер Шарлотты мистер Хантер (она настояла на том, чтобы роды у нее принимал он вместо обычной повитухи) приветствовал короля новостью о том, что он стал отцом сильного, крупного и прелестного мальчика.

– Мальчика?!. Но мне сказали, что родилась девочка.

– Ваше Величество, можете убедиться в этом сами. Вряд ли могут быть сомнения относительно пола ребенка.

И вот он увидел его, пронзительно кричащего, здорового мальчугана. Король, не стыдясь никого, разрыдался; расплакались от радости и все находившиеся в комнате; затем Георг подошел к кровати, с которой ему улыбалась Шарлотта.

– У нас сын, – сказала она. А он преклонил перед ней колени, взял ее руку и поцеловал.

Лондон был вне себя от радости. Женаты меньше года, и уже родили здорового мальчика. Это доброе предзнаменование.

Теперь будут крестины, а с ними – балы, именины, празднества и благодарственные молебны. В конце концов, этот ребенок – принц Уэльский! По всему Сити звонили колокола и гремели пушечные салюты.

– Мальчик! Хороший, крепкий, здоровый мальчик! – сообщали люди друг другу из своих окон, при встрече на улицах, и даже кричали проезжавшим мимо по реке небольшим судам.

Люди всегда ждали каких-нибудь предзнаменований, и случилось так, что в этот день в Лондон было доставлено взятое в плен судно «Гермион», на котором находился груз золота. И прежде чем поместить его в хранилище Английского банка, этот стоящий миллиарды фунтов груз на телегах проследовал по улицам города через толпы веселящихся людей.

– Золото! – кричали люди. – Теперь наша страна станет еще богаче!

И в день, когда родился наследник, прибавляется золотой запас страны. Разве это не хорошее предзнаменование! Говорили, что ребенок родился с золотой ложкой во рту.

Ребенка должны были назвать Георгом Августом Фредериком, а церемонию крещения назначили через две недели после рождения. Малыш не вызывал беспокойства, а проголодавшись громко кричал, требуя пищу с высокомерием, которое, не чаявшая в нем души мать, называла королевским, и всем показывал, что он весьма жизнеспособен.

Когда в королевских семьях так много младенцев рождались слабыми и болезненными, этот ребенок был просто благословением, за которое Шарлотта неустанно благодарила Бога. В сущности, она ни о чем ином, кроме своего маленького принца, и не думала.