Виктория Холт - Три короны Страница 42

– Послушай, Яков, – поздоровавшись, сказал Карл. – Сколько лет твоей Марии?

– Пятнадцать.

– Уже? Гм… По-моему, достаточно зрелый возраст.

– Вы хотите сказать – для замужества?

– Разумеется, для чего же еще? Ну-ну, не хмурься, брат мой, не хмурься. Ты ведь понимаешь, что рано или поздно нам все равно пришлось бы искать ей мужа.

– Для меня она всегда будет ребенком, Ваше Величество.

– Но ты ведь не откажешься от выгодной партии для нее?

– Полагаю, в свое время у меня просто не будет иного выхода.

– Верно рассуждаешь, брат мой. Остается лишь добавить, что такое время уже настало. Скажи, есть ли у тебя на примете достойный жених для нее?

Яков заколебался.

– Да вот хотя бы сын французского короля Луи, – наконец сказал он. – Мария Французская – и звучит недурно, и долгих разлук, кажется, не сулит. В хорошую погоду до Парижа можно добраться за неделю. Или за две.

Карл поморщился, и Яков с жаром добавил:

– Он наш кузен. Чем не партия, а?

– Видишь ли, Яков, наша маленькая Мария с каждым днем становится все более важной персоной. Дело идет к тому, что в один прекрасный день она сможет унаследовать английскую корону. Вот обзавелся бы ты сыном, тогда замужество твоей дочери не требовало бы такого серьезного подхода.

– Не понимаю, какой брак нам нужен, если не французский. Королева Франции! Признаться, я не прочь увидеть ее в этом статусе.

– В статусе королевы католической страны?

– Да хоть бы и так! Но при этом – могущественнейшей из европейских…

– Яков, наш народ желает, чтобы его будущая королева состояла в браке с протестантом, – перебил Карл. – И, кажется, я знаю, кто может стать ее супругом.

– Кто же?

– Наш племянник Вильгельм Оранский.

ТРИ КОРОНЫ

Ровно за двадцать семь лет до того дня, когда английский король Карл Второй Стюарт решил женить племянника и племянницу, в фамильном дворце принцев Оранских родился мальчик. Неделей раньше умер отец будущего принца; в день его смерти мать Вильгельма приказала завесить черным крепом всю комнату, отведенную для родов, – стены, окна и даже колыбельку, стоявшую возле ее постели.

Повивальная бабка осуждающе поджимала губы. Такой траур был ей не по душе: казался дурным предзнаменованием. Она хотела, чтобы рождение этого малыша сопровождалось ликованием, а не скорбью.

Принцесса Оранская приехала к ним из Англии. В годы изгнания Стюартов, последовавшие за казнью Карла Первого, ее судьба сложилась благополучней, чем у остальных членов этой многострадальной династии. Своим братьям Карлу и Якову она не раз давала приют в Голландии, помогала деньгами – и все это время лелеяла надежду на реставрацию английского королевского трона.

Увы, ей тоже выпал трагический жребий. Умер ее Вильгельм, штатгальтер Голландии, а ведь она так мечтала подарить ему сына.

Да, сына, особенно теперь, мысленно повторяла она, лежа в своей завешенной крепом комнате. Голландии нужен наследник – сильный, рожденный править страной.

«Господи, пошли мне сына, – сквозь слезы молилась Мария Оранская. – Пошли мне сына, вознагради рабу Твою за страдания, выпавшие на мою долю».

Повивальная бабка госпожа Тейнер взволнованно ходила по комнате и суетливо отдавала приказания. Принцесса Оранская молча лежала в постели.

Завидев в передней двух служанок принцессы, госпожа Тейнер не удержалась и подошла к ним. Посудачить о чем-нибудь тайком от хозяйки – это было ее слабостью.

– Нужно поскорей убрать весь этот траур, – прошептала она. – Мыслимое ли дело – малыш появится на свет, завешенный черным крепом! Так ли встречают долгожданных гостей?

– Но, госпожа Тейнер, у него же умер отец, – сказала одна из служанок.

– Все равно, вовсе не обязательно встречать малютку этим известием. Всему свое время, дорогие мои, всему свое время. И кстати, не называйте пол ребенка до тех пор, пока не закончатся роды. Это еще одно дурное предзнаменование.

– Принцесса молит Бога, ждет мальчика.

– И напрасно, напрасно! Только искушает судьбу, и все тут. Нужно делать вид, будто заранее радуешься любому исходу, вот тогда и получишь, что хочешь.

Служанки с многозначительным видом переглянулись. Госпожа Тейнер принимала роды во всех богатых домах столицы – следовательно, знала, что говорила.

– Мы всего лишь желаем, чтобы сбылись надежды принцессы, – сказала одна из них, – ведь если родится мальчик, он станет штатгальтером. Его назовут Вильгельмом – в честь отца, и…

– Тсс! Нынче весь воздух полон дурных предзнаменований – я чувствую их.

Служанки потупились, и госпожа Тейнер пошла в комнату.

– Дитя скоро родится, – сказала она. – Можете мне поверить.

Она не ошиблась. В следующий момент у принцессы начались схватки.

Долгожданный плач младенца! Как долго, с каким благоговением к нему готовились в королевских дворцах! И как редко слышали: «Слава Богу, мальчик!» Порой даже создавалось впечатление, что эти простые слова, так часто звучавшие в бедняцких лачугах, вовсе не предназначались для знатных европейских родов и династий. Однако на сей раз природа смилостивилась над людьми – произошел тот случай, когда сбываются их самые заветные мечты.

У принцессы Оранской родился сын.

Госпожа Тейнер, через некоторое время вышедшая посудачить со служанками, по секрету сообщила им, что роды были крайне необычайны. Если верить предзнаменованиям, то маленькому Вильгельму суждено великое будущее, сказала она. О да, этот день навсегда войдет в историю принцев Оранских.

– Бедная наша принцесса, она все кричала и кричала, но я-то знала, что роды уже близко. Она даже забыла о том, какая беда ее недавно постигла, – уже не помнила ничего, кроме своей боли. Потом… потом… ах, благословенный миг! Вы только представьте себе – вдруг ни с того ни с сего гаснут все свечи. А в комнате все завешено черным – и вот, в этом-то кромешном мраке и появляется наш чудесный младенец. Агукает, кричит! Беру его на руки, приказываю зажечь свет… А сама уже чувствую: мальчик! Я так сразу и сказала: «Слава Богу, мальчик». Что тут началось! Все забегали, засуетились – будто я и не говорила, что нужно зажечь свечи. Ну вот… пока несли огонь, я и увидела – отчетливо, своими глазами. А все потому, что было темно. Я даже подумала: может, и свет погас специально для того, чтобы я как следует разглядела этот магический символ?

– Какой символ?

Госпожа Тейнер приложила палец к губам, а затем произнесла еще тише, чем прежде:

– Три светящихся ореола… и все – как раз над головкой младенца.

– Это значит, что он будет монахом или святым? Да, госпожа Тейнер?