Дженнифер Эшли - Угрозы любви Страница 43

— Да. Я все устрою.

— Ты… устроишь?

Он поднял на нее взгляд, в глубине его глаз пылал огонь.

— Да, устрою.

Его пальцы двинулись дальше по ее бедру; они оставляли за собой жар, и ей казалось, что огонь струился по ее жилам.

— А где мы поженимся? В церкви?

— В приходской церкви. Недалеко от моего дома. Тебе понравится.

Он коснулся ее колена, и жар тотчас перешел туда.

— Эванджелина, ты католичка?

— Нет, англиканская церковь… — выдохнула она.

— Отлично. Патер Болдуин — бывший англиканский викарий. До тех пор пока мы будем избегать дискуссий о политике, все у нас с ним будет хорошо.

«Холодно рассуждать о викариях, когда он касается моего обнаженного тела…» — промелькнуло у Эванджелины.

— Но почему мы должны избегать разговоров о политике? — Она всхлипнула, когда он провел ногтем большого пальца по складочке у нее под коленом.

— Потому что Болдуин — ужасный зануда в этом вопросе. В Америку он перебрался из-за махинаций в англиканской церкви.

Его пальцы снова двинулись по ее бедру и приблизились к горячему пульсирующему лону, увлажнившемуся от желания.

— Но ведь махинации есть повсюду, — добавил Остин.

— Повсюду?

— Да.

Он провел пальцами по завиткам волос меж ее ног. У Эванджелины перехватило дыхание, и тело ее выгнулось, приподнимаясь ему навстречу.

Его губы раздвинулись в улыбке.

— Нравится?

— О да!.. А тебе?

В темноте каюты раздался его теплый смешок.

— И мне тоже. — Остин снова погладил ее живот. — Я касался самого тонкого из шелков. В Китае я трогал нежнейший шелк. Но ничто не может сравниться… вот с этим. — Он погладил выпуклость ее груди. — Да-да, ничто не сравнится.

— Ммм… Ты, должно быть, преувеличиваешь. Моя кожа не может быть такой же, как тончайший шелк.

— Уверяю тебя, может.

Она протянула руки и раздвинула полы его льняной рубахи. Под ней не было ничего — только он сам. Его улыбка стала еще шире, когда она запустила руку туда, к его теплому телу. Мышцы у него на груди поднимались и опадали под ее прикосновениями, но при этом он оставался неподвижным — словно боялся спугнуть ее.

— А твоя кожа на ощупь как… — Эванджелина помолчала, подыскивая подходящее слово. — Она как атлас. Мне нравится прикасаться к ней.

— Мне тоже нравится, когда ты касаешься меня.

Она провела рукой пониже, по его животу. Когда же рука ее скользнула еще ниже, из горла Остина вырвался стон.

— О, Эванджелина!.. Ведь ты совершенно невинная. Даже не представляю, как раньше я мог думать иначе.

Она подняла голову и взглянула на него с удивлением:

— Но почему ты думал иначе?

— Потому что в первый вечер ты вошла сюда и принялась расстегивать свой корсаж у меня под носом.

— Мисс Адамс велела мне сделать так. Она сказала, что это привлечет твое внимание.

— О, черт!.. Да, это привлекло мое внимание. Ты была тогда обворожительной. И очевидно, ты не имела ничего против того, чтобы показать мне все свои прелести. А я был готов лишить тебя невинности… Господи, помоги мне!

— Был готов?..

— Да, разумеется. А ты разве закричала, разве ударила меня? Нет, ты пришла в мои объятия и позволила мне касаться тебя, как делаешь это теперь.

Она обвела пальцем его сосок, и он снова застонал. А ей вдруг стало интересно, почувствовал ли Остин ту же жаркую напряженность, какую чувствовала она.

Наклонившись, она провела языком по его соску, и он в очередной раз застонал.

— Прекрати, моя сирена. Ты меня погубишь.

— Погублю тебя? — Она откинулась назад и провела пальцами по его животу.

Остин схватил ее за руку.

— Позволь мне, моя сирена…

— Что именно?

Вместо ответа он наклонился над ней и лизнул ложбинку между ее грудей.

Она громко застонала, теперь по-настоящему осознав, что такое огонь страсти. А он лизнул ее сосок, затем легонько прикусил его.

Эванджелина вскрикнула и упала навзничь на койку. Остин тотчас же лег на нее и снова прикусил ее сосок.

«Ах, я, наверное, сошла с ума, если мне это нравится», — подумала Эванджелина. Она выгнулась дугой и простонала:

— О Боже, Остин…

Его губы коснулись ее груди.

— Ты хотела что-то сказать?

— Я… Мне хотелось бы поехать в Китай.

Он поднял голову. Глаза его сверкали как темное пламя.

— Да?.. И что бы ты там делала?

— Не знаю. Все, что ты скажешь, думаю.

Он опустил голову и провел языком по ее животу.

— И я был бы там с тобой?

Она прерывисто вздохнула, когда его язык скользнул ниже.

— Если мы собираемся пожениться, то сомнительно, что я могла бы сбежать в Китай без тебя, правда ведь?

Остин снова поднял голову.

— Когда я женюсь на тебе, я не буду спускать с тебя глаз.

— Но…

— Но — что? — Голос его стал суровым.

— Это будет довольно непрактично, разве нет? То есть я хочу сказать… Если ты захочешь снова поступить на корабль, тебя же не будет рядом, чтобы наблюдать за мной, верно? Если только ты не возьмешь меня с собой. — Она искоса взглянула на него. Взглянула с тайной надеждой.

— Конечно, не возьму. Одного рейса с тобой, сирена, достаточно, чтобы свести с ума любого мужчину.

Он опустил голову, вновь обжигая ее своим дыханием и своими ласками.

О, ей этого не вынести! Сердце Эванджелины бешено колотилось, а дыхание стало прерывистым.

Он лизнул ее лоно, и она пронзительно вскрикнула, но тотчас зажала рот ладонью. Он же не собирается продолжать?.. Его ласки воспламенили ее, и она… Ах, она такая порочная!

Но Остин продолжил ее ласкать, и она, ухватившись за простыню, тихонько всхлипнула.

Тут он наконец остановился и сказал:

— Сирена, ты меня хочешь.

— Разве? — прошептала она.

Он чуть отстранился.

— Твое тело хочет. Так же как мое тело хочет тебя.

Остин стянул с себя рубаху, затем, поднявшись с койки, потянулся к пуговицам на штанах.

Она должна отвести взгляд. Мисс Пейн отвела бы.

Но мисс Пейн тотчас исчезла из ее памяти.

А пуговицы расстегивались одна за другой. Под брюками же у него ничего не было, и в следующее мгновение она увидела восставшую мужскую плоть в окружении жестких темных волос. Ей очень хотелось прикоснуться кончиком пальца к этому толстому длинному стволу, но она, сдержавшись, еще крепче сжала простыню.

А Остин засмеялся; казалось, что-то его очень развеселило.

А может, потерять сознание? Может, доказать, что она не такая уж порочная? Но если она потеряет сознание, то пропустит что-то интересное.

Отбросив в сторону свои брюки, Остин вернулся на койку и, протянув руку к одеялу, стащил его на пол. Прохладный воздух коснулся ног Эванджелины, и она невольно вздрогнула.