Пэм Розенталь - Почти джентльмен Страница 43

В углу и на стенах длинного вестибюля с покатым потолком стояли и висели рыцарские доспехи и старинные мечи.

Резные панели были украшены серией картин, на которых был изображен Сент-Джордж на разных этапах борьбы с покрытым чешуей огнедышащим драконом. Бой, разумеется, заканчивался победой народного героя.

Пока Феба осматривала помещение, Дэвид беседовал со своими слугами. До нее долетали отдельные обрывки разговора.

– …Значит, деревенским детям понравились новые праздничные хлопушки, которые я прислал из Лондона? Я рад, Стивенс…

– Вас больше не беспокоит радикулит, миссис Оутон? Слава Богу! Да, верно, зима нынче сухая, но с севера движется буря…

– Вы правильно сделали, миссис Оутон, что починили крышу. Теперь сильный ветер не сдует с нее черепицу. Кузен миссис Йонг проделал большую работу. Я сейчас поднимусь на стремянку и посмотрю, что получилось…

– Спасибо, миссис Йонг. Вы порекомендовали мне опытного мастера. Как дела у вашей внучки? Ей понравилась кукла, которую я подарил на день рождения? Что ни говорите, а три года – это важный этап в жизни…

– Нет, ужина не надо. Мы сыты. Но пожалуйста, сберегите ветчину для завтрака.

Наконец появилась горничная и увела Фебу в ее спальню.

Комнаты, которые попадались на пути, были большими, квадратными и слегка старомодными. Дом в целом показался Фебе уютным и ухоженным, но не шикарным. Они остановились перед высокими двойными дверями из светлого дуба.

– Мы пришли, Лисси?

Феба думала, что ее поселят на втором этаже. Представители высшего света любили устраивать в своих загородных домах вечеринки по выходным, поэтому все ее знакомые модники перенесли спальни на верхние этажи, освободив нижние помещения под гостиные, салоны и галереи. Впрочем, Дэвид никогда не гнался за модой.

– Да, мисс, вот ваша спальня.

Горничная открыла двери, и Феба вошла следом за ней в комнату, с изумлением озираясь.

Теперь она поняла, почему миссис Оутон так удивилась, когда Дэвид попросил поселить свою гостью именно в этой спальне.

Комната оказалась просторной и красиво обставленной. Стеклянные двери выходили в сад. На полу лежал изящный ковер с рисунком из роз, стены были обтянуты светлой серовато-зеленой камчатной тканью. Мебельная обивка была на тон ярче. Потолок украшала изящная лепнина насыщенного кремового цвета. Огромный камин был выложен фигурной плиткой. На стенах висели картины, но не такие парадные, как в холле. Полотна изображали улыбающиеся семейные группы, собак, корзины для пикника и детей с игрушками.

Увидев детей, Феба поморщилась.

Справа к спальне примыкали роскошная гардеробная, куда Лисси повесила одежду гостьи, мраморная ванная и туалет. Слева виднелась еще одна дверь. Феба сразу поняла, в чью спальню она ведет, ибо эта зеленая комната явно была не гостевой. Здесь надлежало спать графине Линсли.

Поместив сюда свою гостью, Дэвид ясно дал понять и ей, и слугам, что у него очень серьезные намерения. Она грустно покачала головой. Как же ей реагировать на сей недвусмысленный намек?

Дверь, ведущая в комнату лорда, распахнулась, и на пороге появился Линсли, одетый в темно-синий халат и домашние тапочки.

Феба взволнованно посмотрела на Дэвида: «Только, пожалуйста, не спрашивай меня, понравилась ли мне эта спальня!» По счастью, он не стал задавать глупых вопросов, подошел ближе и припал к ее губам в долгом страстном поцелуе.

– О Боже, наконец-то мы остались одни! – прошептал лорд.

Она засмеялась:

– Ты должен немедленно показать, как сильно по мне соскучился.

– Только не здесь. Эта комната слишком женская. Дэвид взял ее за руку и повел к себе.

Феба увидела темную старинную мебель и кожаные кресла, украшенные большими медными гвоздями. На стенах висели карты, архитектурные чертежи и диаграммы.

Он положил ее на массивную кровать с высоким резным изголовьем. Их халаты каким-то непостижимым образом скользнули на пол. Они принялись ласкать друг друга руками, охая и постанывая от страсти. Феба видела, что Дэвид уже возбужден, и хотела поскорее приступить к соитию.

Но он не спешил, надеясь, что она выразит свое желание словами.

Однако Феба стеснялась вести разговоры в постели.

Между тем его руки осмелели. Теперь он поглаживал кончиками пальцев ее нежные ягодицы.

– Пожалуйста, Дэвид, – проговорила она дрожащим голосом.

– О чем ты меня просишь?

– Я хочу, чтобы ты вошел в меня.

Она откинулась на подушки, забросила руки за голову и схватилась за изголовье кровати. Он сел сверху и погрузился в ее теплое влажное лоно.

Феба заблудилась в пространстве и времени. Она не знала, как долго они наслаждались друг другом – несколько минут или несколько часов.

Она потянулась к бархатному покрывалу и попыталась накрыться.

– Не двигайся, – прошептал Дэвид.

– Ладно, не буду. Давай замерзнем и умрем счастливыми.

– Значит, ты счастлива, Феба?

– Да, я счастлива, когда ты занимаешься со мной любовью.

Она почувствовала, как напряглось его тело. Он ждал от нее другого ответа.

– Ты сказала это голосом Марстона.

– Это мой собственный голос.

– Нет. Я чувствую разницу.

– Просто тебя смущает то, что ты лежишь в одной постели с Марстоном.

Он подался назад.

– Прости. Даже не знаю, зачем я это сказала. Он с удивлением увидел в ее глазах слезы.

– Что на меня нашло? Ведь я никогда не плачу.

Феба села в подушках и обхватила руками колени, словно пытаясь спрятаться от Дэвида.

Он заботливо укрыл ее покрывалом и обнял:

– Все хорошо, Феба.

Она прильнула к его сильному телу. Теперь глаза ее были сухими. В горле тоже пересохло, и она не могла сказать ни слова. Несколько минут они сидели молча.

– Неужели твой брак был таким несчастным, Феба? Вчера ночью, в гостинице ты сказала…

Все правильно. Она назвала свое замужество «формой проституции».

– Мне холодно, – пожаловался он. – Давай возьмем подушки и. одеяла и сядем возле камина.

Дэвид подвел ее к огню и быстро соорудил на краю толстого персидского ковра гнездышко из одеял и подушек.

– Подожди, – сказал он. – Я принесу тебе что-нибудь выпить.

Налив в рюмки бренди, лорд подсел к возлюбленной и вновь заключил ее в объятия.

Она пригубила спиртное и уставилась на языки пламени.

Мало-помалу Феба начала говорить. Ее отрывистые фразы казались островками звука в бескрайнем океане молчания.

– Мой покойный муж не был жесток ко мне… Во всяком случае, он не причинял мне физических страданий… Но в последние месяцы… Это было унизительно. Причем рядом всегда оказывался какой-нибудь ухмыляющийся лакей. Мне кажется, Генри нарочно заставлял меня пресмыкаться перед ним на людях. Это доставляло ему удовольствие… Мы с ним жили на широкую ногу. Роскошь, комплименты… Он любил кичиться своей исключительностью. Поднимаясь по лестнице Карлтон-Хауса, он представлял себя центром мироздания. Я была очень молода. Девоншир мне наскучил, а Лондон манил своей суетой.